[Рецензия #35]

[шериф]

Название: Мелодия ржавых цепей
Автор: +Jenny+
Фандом: ориджинал
Жанр: НФ
Рейтинг:
Саммари: В тридцать седьмом орбитальном баре внешнего кольца было шумно и дымно.

текст

_____________________________

В тридцать седьмом орбитальном баре внешнего кольца было шумно и дымно, пахло энергетическими смесями, металлом и табаком, раздавались голоса на разных языках Обозначенной Вселенной, но больше – на общем межгалактическом и общем, органично дополненном нецензурщиной из всех уголков вышеупомянутой Вселенной. Я цедил через трубочку пряный коктейль, отчетливо отдающий спиртом, и лениво смотрел на большое табло над стойкой, где фиксировалось время прилетов и отправлений всех кораблей внешнего кольца орбиты. Всего вокруг искусственно созданного астероида было четыре кольца, все они считались кольцами орбиты и назывались внешним, полу-внешним, полу-внутренним и внутренним. Самыми престижными, разумеется, были полу-внутреннее и внутреннее кольцо, в то время как на внешних в большинстве своем останавливались такие отбросы общества, как я, например.
Вообще-то я не один, в моем распоряжении имеется команда из четырех человек, гордо именуемая Пятерка (это со мной, разумеется), и захудалый кораблик, оснащенный новейшими системами и на сегодняшний день тщательно спрятанный. Ну и как вы думаете, чем зарабатывает на жизнь такой во всех отношениях замечательный молодой человек, как я? Если вам кажется, что я белый и пушистый - вы глубоко ошибаетесь. Пятерка зарабатывает на кусок хлеба с фирменным имперским маслом тем, что ворует и перепродает все, что плохо лежит. Преимущественно – корабли. Таких как мы на общем межгалактическом называют белками. Почему – я и сам не знаю.
Я лениво обвел взглядом заполненный зал. Где-то там бродила Анжела, кудрявая брюнетка с изумительными глазами – механик Пятерки. Единственная женщина в команде. Когда-то она собрала наш первый корабль практически с нуля, черт знает как протащив со склада новейшую электронику и вмонтировав ее в простенький, самый дешевый корпус истребителя. Кажется, именно тогда я вычеркнул из головы пункт, что в моей команде должны быть только мужчины. Хотя преимущество сильного пола над слабым в моей команде все-таки присутствует.
Трое отсутствовавших членов Пятерки появились в тридцать седьмом орбитальном баре спустя полтора часа, за которые я успел основательно надраться и почти выучить расписание прилетов. Высокий вечно летающий в облаках Марк, лучше всех на свете умеющий выбирать курс, и пружинистый собранный второй пилот Джеки, выглядящий неожиданно интеллигентно из-за очков, которые он не снимал даже на ночь. Оба парня были одеты в форму Пятой Торговой Гильдии, этакий элемент маскировки. На фоне постоянно изменяющегося положения вещей мало кто помнил, что Торговых Гильдий всего четыре. Последним, довеском к нашей сформированной команде профессионалов, был Гарди.
Когда-то Гарди был принцем захудалой планетарной империи на самом краю Обозначенной Вселенной. Кроме Гарди у правителя империи было еще несколько сыновей, и, разумеется, маленькой империи на всех не хватало. Поэтому в один прекрасный для всех нас день принц сел в звездолет, достаточно грамотно настроил временной переход и рванул прочь из своей дыры. И все бы ничего, если бы выходя из перехода звездолетик Гарди не впечатался аккурат в бок нашего тогдашнего лайнера. На драгоценности, в количествах вывезенные принцем из родной империи, мы починили лайнер и еще несколько месяцев жили припеваючи, а сам Гарди за такую щедрость был принят на борт и стал полноправным членом Пятерки.
Гарди поправил воротник шелковой алой рубашки, уселся напротив меня и намотал на палец крест на длинной цепочке, который носил на шее. Его серые глаза с туманящей поволокой уставились на меня.
- Я видел корабль своей мечты, - проговорил принц певучим голосом. – Я хочу его украсть.
- Ты хотел сказать: «Я хочу, чтобы вы его украли», - усмехнулся Джеки, садясь рядом и отбирая у меня стакан с остатками коктейля.
Марк уселся по другую сторону, и непонятно откуда появившаяся Анжела тут же забралась к нему на колени, выложив на стол здоровенный гаечный ключ. Где она его прячет – ума не приложу.
- Грузовой высокоскоростной межгалактический крузер, - мечтательно протянул Гарди, поигрывая крестом. – Со светоотражателем. Ты представляешь, Рик, зеркало восемь метров в высоту.
- Да уж как же восемь, - буркнул Джеки. – Пять не больше.
- Можно же измерить…, - неуверенно проговорил Марк.
- Измерим, - кивнул Гарди, - когда корабль будет нашим – все измерим. И потрогаем…
- Что с грузом? – поинтересовался я.
Парни потупились.
- Пока не знаем, - честно признался Джеки. – Корабль принадлежит Имперской Разведовательной Полиции. По крайней мере, охраняет его именно она.
- Прямо охраняет? – я прищурился.
- Они там маршируют на одиннадцатом посадочном поле, - закатил глаза Гарди. – Вокруг моего корабля. Юноши в серебристой форме.
Я напрягся и уже открыл, было, рот, но меня опередил Джеки, избавив от необходимости задавать вопросы.
- Да, твой драгоценный Лорэнс тоже там. Можешь пойти полюбоваться.
Я поднялся, вытряхнул из пачки сигарету, умышленно медленно закурил.
- Ребят… а почему Имперская Разведовательная Полиция высадилась во внешнем орбитальном кольце?
- Думаешь, мы можем попасть с этим кораблем? – спросил Марк.
- Уверен.
- Но ты же украдешь для меня корабль моей мечты? - Гарди поднял на меня сказочные глаза.
- Украду, - залихватски улыбнулся я.
- Чтобы насолить Лорэнсу? - весело прищурилась Анжела.
- Именно, - я шутливо отдал честь, чуть не подпалив волосы зажатой между пальцами сигаретой.
- Удачи нам, - Джеки поднял вверх руку. Мы столкнулись кулаками, и я отправился «солить Лорэнсу».

Наша эпопея (иначе не назвать) с Лорэнсом началась четыре года назад, когда меня поймали на краже какого-то захудалого звездолета, и чуть было не казнили, чтобы другим белкам было не повадно. Тогда я выглядел очень юным, очень несчастным и нес какую-то слабо продуманную ахинею про то, что «мне нечем кормить семью из десяти человек». Имперская Разведовательная Полиция, судья и несколько допросителей смеялись и уже готовы были меня отпустить. Не смеялся только один человек – юноша немногим старше меня с серебристо-белыми волосами в форме младшего офицера Имперской Разведовательной Полиции. Через четыре года Лорэнс стал старшим офицером, а я собрал Пятерку. Но тогда именно из-за Лорэнса я чуть было не узнал, каково сидеть на электрическом стуле - в Обозначенной Вселенной тяготели к старинным методам казни.
Освободился я тогда по случайности – зажал Лорэнса в углу, и вместо того, чтобы впечатать кулак в обтянутый серебристой формой живот, впечатал поцелуй в брезгливо искривленные губы. На следующее судебное заседание Лорэнс не пришел, и меня благополучно отпустили.
А потом началась эпопея. Эпопея называлась «больничные палаты», «каюты», «комнаты в дешевых отелях», «подсобки», «склады» и еще такие места, какие язык не поворачивается обозначить. В общественных местах, где мы иногда сталкивались, Лорэнс делал вид, что мы незнакомы. Потом приходил, вжимал меня спиной в койку, наваливался сверху, и мне вскоре нечем становилось дышать и решительно незачем думать. Уходил он не прощаясь. Думаю, первые пару лет он даже не знал, как меня зовут.
Моим исключительным хобби было делать вид, что мы с ним друзья не разлей вода. Особенно хорошо это смотрелось, когда Лорэнс был в компании подчиненных. Вот как сейчас.
Юноши в серебристой форме Имперской Разведовательной Полиции сделали резкий поворот, перехватили лазерные самострелы и вытянулись по струнке. Лорэнс прошел мимо них, иногда поправляя дуло самострелов так, чтобы они смотрели вниз, в землю.
- Свободны, - глухо проговорил старший офицер, отбрасывая серебристо-серые волосы на спину и разворачиваясь – меня он всегда ощущал каким-то десятым чувством.
- Привет, Лорри, - я помахал рукой.
Лорэнс прищурился, подошел ко мне, печатая шаг.
- Что ты здесь делаешь?
- Это ты что здесь делаешь? – прищурился я, растрепав волосы. – Это внешнее орбитальное кольцо, как раз для таких белок, как я.
- Для таких шавок, как ты, - сквозь зубы прошипел Лорэнс, сомкнув губы в тонкую полоску.
- Твой кораблик? – я махнул рукой в сторону возвышающегося на краю одиннадцатого посадочного поля крузера.
Лорэнс сощурил небесно-синие глаза.
- Крузер принадлежит Первой Империи.
- Не волнуйся, - ухмыльнулся я, - ты интересуешь меня гораздо больше летающих посудин Империи.
От поцелуя Лорэнс отвернулся, уперся ладонью мне в грудь.
- Где на этот раз? – осклабился я.
- Основная внешняя гостиница, - он убрал руку, брезгливо отряхнул ладонь.
Я шутливо отдал честь, развернулся на каблуках и двинулся прочь с одиннадцатого посадочного поля.

Не люблю признаваться в чем-то. Даже себе не люблю признаваться, не то, что другим. И, уж тем более, меньше всего мне хочется признаваться Лорэнсу в том, что за те четыре года, что длится наша «эпопея», меня интересует не только секс. Даже меньше всего секс. Я падаю в этого человека, как муха в паутину, запутываюсь, бьюсь и не могу вырваться. Несколько раз я пытался исчезнуть, порвать тонкие липкие нити, намертво привязавшие меня к старшему офицеру Имперской Разведовательной Полиции. Я улетал на самый край Обозначенной Вселенной, шнырял по окраинам и возвращался все равно. Возвращался, потому что не мог без его прищуренных синих глаз, без его раздраженно искривленных губ и почти болезненных прикосновений. Не мог без него. Как же я себя за это ненавидел.

- Готовим операцию, - я бросил на стол зажигалку, привлекая внимание собравшейся за столом Пятерки. – Сегодня ночью мы воруем твой корабль, Гарди.
- Правда? – глаза принца загорелись.
- Точнее, вы воруете, - уточнил я. – А я отвлекаю стража порядка.
Марк и Анжела синхронно покраснели, Джеки понимающе ухмыльнулся, Гарди же, вдохновленный идеей получить вожделенный корабль, совершенно проигнорировал мое заявление.
- Ребятки, - я сел, сложил руки на стол, как делал всегда, когда думал, что говорю что-то значимое и важное, - это дело мы должны провернуть очень быстро и очень чисто. Я уйду в четырнадцать по Межгалактическому. В шестнадцать корабль должен вам подчиниться. В шестнадцать с четвертью я появлюсь, и мы тут же рванем во временной переход. Все ясно?
- Охрана? – поинтересовалась Анжела, поигрывая гаечным ключом.
- Лорэнс никого не оставил, так что, вероятно, ее не будет. Но на всякий случай – возьмите, - я ссыпал на стол пули-ампулы со снотворным и поднялся. – Готовьтесь, ребятки.
- И ты готовься, - ухмыльнулся Джеки. – Впереди тяжелая ночь.
- И не говори.

Лорэнс кричал, покрывал поцелуями-укусами мои плечи и двигался резко, жестко и совершенно одержимо. Худощавый, жилистый, он сам собой отождествлял боль. Ни одно его прикосновение не было нежным или приятным, только жесткость на грани жестокости. У него была светлая кожа с просвечивающими синими венами и выступающими косточками и удивительно мягкие волосы. Я любил путаться в них пальцами так же сильно, как Лорэнс это ненавидел. Иногда он отвлекался, чтобы сделать глоток дешевого крепкого поила, или просто замирал, издеваясь, и мне приходилось прилагать усилия, чтобы не просить его продолжить. У него были тонкие очень холодные губы со вкусом меди. Его кожа пахла пылью, полицейской формой, озоном и ромашками. Только позже я догадался, что озоном и ромашками пахнут его духи.
Он часто терял сознание, полностью вымотавшись. Мне никогда не хватало смелости (или желания) уйти, оставив его одного. Я рассматривал его тело, выискивая тонкие полоски шрамов, водил пальцами по проступающим под кожей венкам и целовал его уши, окольцованные серебром сережек с гербом Вселенной – этакой присягой на верность.
Сегодня мне было не до романтики. Я отбросил бессознательно осевшего Лорэнса спиной на кровать, прислушался к его ровному дыханию и удовлетворенно кивнул. Тонкие часы на его руке, которые он не снимал никогда, показывали ровно шестнадцать, и мигающие цифры подгоняли. Я поцеловал бесчувственного мужчину в уголок рта, скатился с кровати и, быстро одевшись, рванул на одиннадцатое посадочное поле.

Люк крузера отъехал в сторону, появившаяся в светящемся проеме Анжела поймала меня за шкирку и втолкнула внутрь.
- Минутная готовность! – крикнула она.
- Есть минутная готовность, - откликнулся Джеки, - все готовы?
- Анжела, Рик, пристегнитесь! – это Марк. – Во время перехода вас размажет по стенкам.
- Начинаю отсчет. Десять. Девять. Восемь…
Пока Джеки считал, мы лихорадочно пристегивались. О том, чтобы занять свое место первого пилота я даже не мечтал – корабль я не знал, поэтому предоставил Джеки возможность проявить себя. Когда-то Джеки был пилотом Первой Имперской Армии, поэтому в нем я не сомневался никогда.
- Четыре. Три. Два. Один. Поехали!
На голову упала тяжесть временного перехода, в глазах потемнело и вокруг одуряющее запахло чем-то горько-приторным. Мы были вне пространства, вне времен и вне материи. Я ненавидел эти переходы больше всего на свете.

- Мой кораблик. Мой-мой-мой, - Гарди прыгал по рубке, радуясь, как ребенок. – Можно, он побудет моим еще немного? Ну совсем чуть-чуть?
Я критично взглянул в его умоляющие глаза и махнул рукой.
- Валяй, пусть побудет.
Ребята отлично подготовились, основательно запасшись едой и спиртным - все мы прекрасно понимали, что такой дорогой корабль будут искать. Джеки перебросил нас на самый край Обозначенной Вселенной, но я все равно не думал, что у нас будет больше пары месяцев. При должном старании Имперская Разведовательная Полиция могла прошерстить всю Обозначенную Вселенную меньше, чем за полгода. А грузовой крузер со светоотражателем – слишком заметная игрушка.
Анжела бросила мне на колени банку какой-то алкогольной смеси.
- За удачу.
- За удачу, - усмехнулся я, вставляя трубочку и делая несколько глотков. У смеси был вкус ромашек и озона.

Не смотря на свои поистине фантастические размеры, корабль был пустым. То есть совершенно пустым. Единственным грузом можно было считать толстенные металлические цепи, в беспорядке разбросанные тут и там. Мы сталкивали их в одну кучу, а потом снова натыкались на них, как будто цепи сами расползались по кораблю. Впрочем, мы не предавали этому особого значения. Как оказалось – зря.
Первой пропала Анжела. Она активнее всех изучала корабль, пробираясь в самые потаенные его уголки. Дух открытий не давал нашему механику спать спокойно, когда вокруг столько неизученных механизмов, схем соединения и тому подобного. На четвертый день она не вернулась к обеду, а потом не появилась и к ужину.
- Может быть, она где-нибудь там уснула? – предположил Гарди.
- Анжела не спит за работой, - покачал головой Марк. – Но она самая пунктуальная из нас, она ни за что не пропустила бы ужин.
- Придется ее искать, - вздохнул я, настраивая на корабле свет, который автоматически потухал в двенадцать по межгалактическому.
Мы бродили по кораблю несколько часов, заглядывая во все уголки, которые могли заинтересовать Анжелу, и даже в те, которые заинтересовать не могли. Механика нигде не было, как будто она просто исчезла, растворилась в пространстве. Поиски продолжались еще несколько дней, все так же – безрезультатно. Если не считать гаечного ключа, который нашел Джеки, мы не нашли ничего. На гаечном ключе были инициалы Анжелы, свидетельствующие о том, что ключ принадлежит ей. Но самой Анжелы нигде не было.
Наверное, именно тогда крузер начал внушать нам страх.
Через неделю пропал Гарди. Просто не появился к завтраку. Мы рыскали по кораблю до вечера, но так ничего и не нашли. Никаких следов, если не считать креста на длинной цепочке.
- Надо высадиться. Надо бросить эту дрянь и валить отсюда, пока целы, - злился Марк.
- Куда мы можем высадиться? – я почти кричал, потому что это создавало хоть какую-то иллюзию того, что я все еще хозяин положения. – В лапы Имперской Разведовательной Полиции?
- Можно взять мини-ладью.
- На этом корабле нет мини-ладьи. Ни одной, - пожал плечами Джеки.
- Давайте посадим корабль где угодно и купим ладью? – предложил Марк. – У нас же два пилота. Мы вполне сможем посадить его незаметно.
Я согласно кивнул.
На следующий день у нас остался один пилот.
Очки Джеки валялись у самого порога рубки, самого же Джеки нигде не было. Мы с Марком не стали долго искать – боялись расходиться, да и просто боялись.
Мы сидели в рубке, придвинув диван к противоположной от входа стенке, пили дурманящие сознание алкогольные коктейли и подолгу разговаривали. Не помню, чтобы раньше я так долго говорил с кем-нибудь.
- Кем ты был до того, как стал белкой? – спросил Марк.
- Никем. Беженцем из Семнадцатой Крайней Колонии. Я там родился. А ты?
- Преподавателем в Первом Университете Первой Империи.
- Серьезно?
- Вполне.
- И чем же доля белки лучше доли преподавателя?
Марк откинул голову на спинку дивана, потряс остатки коктейля в банке.
- Ничем. И всем одновременно. Жизнь преподавателя – это серость. Одна сплошная серость. А жизнь белки… это как паутина – ты делаешь шаг, прилипаешь и уже не можешь вырваться. Потому что с каждой новой аферой, с каждой новой кражей адреналина все больше, запутываешься все сильнее. И в какой-то момент понимаешь, что паук уже близко. И что это не имеет никакого значения.
- Что ты преподавал в Университете? – усмехнулся я.
- Философию.
Марк одним глотком опорожнил банку и оглянулся, в поискал других.
- Закончилось, - вздохнул Марк. – В кухне же что-то осталось? Я схожу.
Он поднялся, направившись к выходу.
И вот тут я их увидел. Цепи. Или что-то, имеющее форму цепей. Они медленно, почти вальяжно вползли в комнату и остановились на пороге, потянулись к замершему Марку. А потом резко опутали его ноги, рванули, заставив упасть на спину, и потянули прочь. Я увидел, как плавятся его брюки под звеньями цепей, но шок крепко привязал меня к месту. Цепи медленно выползли прочь из комнаты, потянув Марка за собой. Я рванулся за ними спустя доли секунды, но не нашел даже следов. От Марка не осталось ничего.
У меня оставался только один шанс – посадить корабль куда угодно и бежать. Тоже куда угодно, хоть в лапы Имперской Разведовательной Полиции, только как можно дальше от этого проклятого места. Мой единственный шанс был обречен на провал. «Цепи» не собирались отпускать так легко попавшую к ним добычу – ни один из пяти двигателей крузера не был исправен.
Я собрал все оружие, которое принесла на крузер Пятерка. Сложил в рубке и уселся в центре. Я не думал, что это действительно мне поможет, но сидеть сложа руки было выше моих сил. Когда первые «цепи» вползли в комнату, я не глядя поднял пистолет-пулемет и выстрелил. Пули отскакивали от «цепей», как будто тех укрывало поле. Но я все равно всадил всю обойму. И всю обойму следующего пистолета. И следующего… А потом цепи подползли совсем близко, железные звенья захлестнули лодыжку. Я почувствовал оглушающуюся боль, огнем поднимающуюся по ноге, дальше последовал сильный рывок и блаженная темнота.

***

Старший офицер Имперской Разведовательной Полиции Лорэнс нашел украденный белками грузовой высокоскоростной межгалактический крузер спустя двадцать один день после исчезновения. И он же единственным вошел на борт, вооружившись только фотонным распылителем.
Корабль был пустым и пустынным. Лорэнса это не удивляло, а на то, что в груди что-то то замирает, то начинает биться чаще, старший офицер старался не обращать внимания. Широкий луч фотонного распылителя врезался в пол, как путеводная звезда, и цепи расползались от него, освобождая дорогу.
В одной из складских комнат Лорэнс обнаружил одного единственного человека, ради которого искал и нашел украденный крузер.
Рик, худой, осунувшийся, с серой кожей и черными синяками под глазами, висел на цепях в нескольких сантиметрах над полом. А цепи, медленно пульсируя, тянули из него кровь и жизнь.
- Рикки…, - Лорэнс почувствовал, как сорвался голос. Рванул фотонным распылителем по цепям, заставив отцепиться, ослабнуть, подхватил беличьего предводителя за талию, выпутывая из цепей. Под кожей Рика прощупывались ребра, рваная куртка сваливалась с худых плеч. Лорэнс опустился на колени, прижимая мужчину к себе, вколол в шею Рика комплекс из глюкозы, обезболивающего и нейролептиков.
- Ты…, - прошептал командир белок одними губами, - вернулся.
- Это Паутина, Рик, - зло сказал Лорэнс. – Сильнейший и страшнейший из всех стихийных монстров Вселенной. Он появляется ниоткуда и его почти невозможно уничтожить. Только распугать, - в доказательство своих слов он хлестнул лучом фотонного распылителя по приближающимся цепям, и они дернулись прочь. – Думаешь, мы этот крузер для красоты пригнали? Это зараженный корабль. На нем уже никогда нельзя будет летать. Паутина захватывает все живое, всю органику. Захватывает, удерживает, перерабатывает. Очень медленно. Как это было с тобой. Паутина – это не шутки, Рикки.
- Паутина…, - Рик с трудом сглотнул, раскрыл слезящиеся бесцветные глаза. – Ты – паутина, Лорри… я в тебе, как в паутине… запутался.
Лорэнс прижал к его губам трубочку с восстанавливающей жидкостью, не давая говорить.
- Ты знаешь, что воровство корабля, зараженного Паутиной, приравнивается к измене Вселенной? Тебя даже не будут судить, просто казнят. Когда мы вернемся, тебе вколют яд и ты умрешь. Медленно и мучительно. Вот такая казнь.
- Вытащи меня, - прохрипел Рик, приподнимаясь. – Вытащи меня, Лорэнс. Вытащишь?
Лорэнс посмотрел ему в лицо пронзительными небесно-синими глазами. Улыбнулся.
- Может быть.

______________________________________

рецензия от хорошего полицейского

Очень хороший рассказ! Интересный сюжет и неожиданная концовка порадовали, а также то, как автор связал Паутину и метафору "паутина". Изящно!
Ведь и правда, любовь часто похожа на паутину, в которых запутываешься незаметно для себя. Потом спросишь себя: "за что любишь?" Ответа и нет.
Красивый, текучий стиль, плавное и динамичное повествование. Герои интересные, мне понравился принц. Прекрасная НФ! Классический жанр, но при этом необычная трактовка монстра. Очень понравилось. Спасибо автору!

с уважением,
 хороший полицейский.

рецензия от плохого полицейского

Вот пусть романтичный гудкоп восторгается, а я залью свои пять ложек коричневого и липкого.
Во-первых, язык слишком сложный. Слишком много причастных, двойных прилагательных. Предложения длинные-длинные. На хуя?! Их с успехом можно разбить на более короткие, чтобы воспринималось легче. Стилистические огрехи не радуют. "Дуло самострелов", прекрасно. Вот зачем столько существительных? Что, нельзя поправить просто самострелы? Все это отравляет восприятие текста.
Во-вторых, герои - непонятные какие-то летуны космические, Вани-Прыгуны, епть. Зачем Анжеле гаечный ключ в нерабочее время? Что, повар тоже носит поварешку с собой все время? Как можно шипеть слово "ты", сжав губы в полоску? Я ваще. И так все время. Принц - фиялка, главный герой - придурок влюбленный, Лорэнс вообще сука картонная. Сознание теряет после траха, во пиздец-то. Ну чо, людей уже не осталось? Распидорасились, ебвашумать.
До фига подобной поебени и огрехов, что бесит. И заштампованное НФ уже до печенок ебет.
Да, и еще это: "не знаю, почему, но люблю". Сдается мне, подсознательно слэшеры не верят вообще, что мужик может любить мужика. Обоснуй такой же, как у жены алкоголика, которая мучительно ищет причину остаться, но не находит: "Ну не знайю я!" И отношение такое же. А что, просто любовь не катит? Секс?

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский.

рецензия от шерифа

Что касается жанра, то тексту можно аплодировать. Космоопера сама по себе - штамп, и внутри этого штампа автору удалось написать нетривиальный рассказ. Что хорошо.
Насчет стиля - это кому как нравится. Мое резюме, как шефа - конкретно в этом тексте автор расслабился. Язык надо бы почистить, порезать. Меньше описаний и больше глаголов действия. Перенасыщенность определениями. Сложно воспринимать, что к чему относится.
А в целом, любопытный текст.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: ориджинал, рецензия, Слэш, PG-13

---

[Рецензия #34]

[шериф]

Название: Измена
Автор: ~Хару-Ичиго~
Фандом: Bleach
Жанр: местами POV
Пейринг: Гриммджо Джаггерджек\Джууширо Укитаке, намёк на Кёраку\Укитаке. В эпизодах Маюри, Акон.
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: "Блич" принадлежит Кубо Тайто.
Предупреждения: постканон (возможно), возможный ООС.
Саммари: Укитаке подбирает бродячего, кхм, кота. (И нет, сбежавший от Маюри Гриммджо, это не любимый авторский кинк!)
Примечания:
1)ФамилияАкона дана ему автором, и никакого отношения к канону не имеtт.
2)Фурошики - квадратный кусок ткани, который использовался для заворачивания и переноски предметов любых форм и размеров.
3)Окономияки - — жареная лепёшка из смеси разнообразных ингредиентов — обычно с лапшой, мясом, морепродуктами и овощами, смазанная специальным соусом и посыпанная очень тонко нарезанным сушёным тунцом.
4)Дзабутон - подушка для сидения на полу.

текст

____________________________________

Докладная записка третьего офицера специального отряда онмицукидо пятому офицеру специального отряда онмицукидо:
"Все необходимые документы, включая копии личных записей и расшифровку с записывающего устройства, успешно подшиты к делу. После ознакомления - немедленно сдать в архив. Хранить пятьдесят лет".

Дело №5673455

Приложение №1
Ордер на арест обвиняемого по делу №5673455

Приложение №2
Копия обвинительного приговора по делу №5673455 (о государственной измене)

Приложение №3
Личный дневник капитана тринадцатого отряда - Укитаке Джууширо

15 июня
Случилось то, что должно было случиться уже давным-давно. Можно сказать, этот разговор был всего лишь формальностью, хотя уж что-что, а формальность нашим отношениям не свойственна.
В моём сердце нет обиды - слишком уж хорошо я знаю Ш., чтобы обижаться, да и по природе я не обидчив - что ж поделать? Единственное чувство, которое я испытываю - недоумение. Его отношения, сначала с Л., а потом, когда она исчезла, и с выросшей к тому времени Н. ни для кого не были секретом, включая меня, тогда почему же... Но хватит. Сейчас я не могу об этом писать - от жары снова колет сердце и немеет рука; сегодня мне не следовало вставать с постели.

Никогда не думал, что слово "друг" будет звучать для меня, как оскорбление.

Приложение №4
Расшифровка аудиозаписи из лаборатории Бюро исследований. Участники разговора: капитан двенадцатого отряда Куротсучи Маюри (в дальнейшем: М.) и третий офицер двенадцатого отряда Ниигата Акон (в дальнейшем: А.)

А: Скоро его поймают, капитан.

М: Поймают?! Если его увидит хоть кто-нибудь, кроме тех идиотов, которых я за ним послал, сюда притащится целый взвод всяких невежд и быдла, например, этих типов из онмицукидо, и кое-кто потом будет до самой смерти ползать в белом кимоно по подземельям. Так что поймайте его и живо, пока всем отрядом не отправились на нары! (глухой удар по деревянной поверхности, звяканье)

А: Мы прочёсываем каждый уголок. Он себя обязательно выдаст - мы довели его до состояния, о котором вы говорили. Ваша теория действительно подтвердилась - чем дольше арранкар находится в рессурекшене, тем больше его разум деградирует в сторону животного. Подопытный образец - Эспада, так что ждать, пока он деградирует окончательно, придётся долго. Однако, (шелест бумаги) график его состояния показывает, что в момент побега, подопытный уж находился в невменяемом состоянии - животные инстинкты победили человеческий разум. Поиски по рейрёку ничего не дали - похоже, что он всё-таки додумался её скрыть, однако, если мы будем методично, но, не привлекая к себе внимания, вести поиски, он отыщется максимум до конца недели. Конечно, скорее всего, он выдаст себя раньше - арранкару с разумом животного не выжить в Сейретее. Конец. Это было краткое заключение.

М: Я знаю об этом и без тебя, идиот. Ищите быстрее. Ещё быстрее! Иначе заставлю всех вас сажать кошачью мяту по периметру Сейеретея! А теперь - вон.

(звук захлопывающейся двери)

Приложение №5
Личный дневник капитана тринадцатого отряда - Укитаке Джууширо (продолжение)
18 июня
Снова побывал в поместье и снова меня уговаривали подать в отставку. Немногие знают, что уйти из Готэя можно только в Гнездо Личинок, и мои семья в их число не входит - я давно и твёрдо решил не говорить им ничего плохого или грустного, относительно моей службы. Вернее, того, что показалось бы им плохим или грустным.
Окружённый родителями и сёстрами я на время забыл о Ш., но потом матушка, как на грех, начала расспрашивать меня о нём. Пришлось уйти раньше, отговорившись срочными делами, но она, кажется, поняла, что мы поссорились. Иногда матери настолько догадливы, что это пугает... и всё-таки, мне кажется, что о главном она так до конца и не узнала. Это к лучшему. (несколько строк неразборчиво)...случилось событие, о котором я с трудом решаюсь написать. Особенно сложно писать по порядку, так как мои мысли в некотором сумбуре, и кашель снова одолевает.

(далее несколько страниц замазано тушью)

Нет. Всё было совсем не так. Надо же, я уже не могу говорить сам с собой - я слишком привык рассказывать всё самое важное тебе... Стой, а это неплохая идея!
Давай представим, что я пишу тебе письмо. Давай представим, что ты его когда-нибудь прочтёшь.

Дорогой Ш.
Честно говоря, немного странно называть тебя "дорогим" - я никогда в жизни так не говорил, но, тем не менее, дорогой Ш. Сегодня ночью со мной произошла очень странная история.
Нагруженный советами, пожеланиями, и твоими любимыми матушкиными окономияки, я довольно поздно вышел из родительского дома. К счастью, было как раз полнолуние, так что я не заблудился, как со мной часто бывает. Хотя, наверное, лучше бы мне было заблудиться. Нет, скорее я утрирую. Ничего бы не случилось, если б не лопнувшая бечёвка на моём варадзи. Чтобы завязать её, мне пришлось остановиться возле заброшенного склада - довольно жуткое место: сорная трава по пояс, провалившаяся крыша... Странно, что его до сих пор не снесли - возможно, просто забыли о его существовании. Представь моё удивление, когда я увидел, как из травы выскальзывает нечто небольшое и чёрное, причём тянется точно к фурошики с окономияки, который я поставил на мостовую, пока завязывал бечёвку! Смешно вспомнить - первым моим порывом было наступить на это, как я тогда думал, существо, но как только луна вышла из-за туч, этот порыв исчез, как не бывало. Нечто чёрное, тянувшееся к моим окономияки оказалось... рукой. Нет, даже не рукой, а, я бы сказал, лапой - когтистой, чёрной лапой, размером и очертаниями похожей на человеческую руку.
Не буду рассказывать, какие мысли, одна нелепее другой промелькнули у меня в голове, пока я удивлённо наблюдал эту картину - ты только посмеёшься, но одна мысль среди этого хлама выделялась особенно ярко: "Арранкар!"
Знаешь, некоторые девушки, завидев мышь, от страха вспрыгивают на стол... хотя нет, это неудачное сравнение. Скорее, так - некоторые люди, увидев таракана, хватают первую, попавшуюся под руку вещь, и колотят ей по несчастному насекомому, что есть силы. Смешно сказать - в тот момент я хотел поступить так же: активировать шикай и убить арранкара чем скорее, тем лучше, но... знаю, это прозвучит глупо. удивительно и неправдоподобно... но я не смог.
Я сразу понял, откуда мог взяться арранкар в Сейретее - Маюри, конечно, пытался искать сбежавший экземпляр так тихо, как мог, но шила в мешке не утаишь - слух о том, что от него сбежал пустой, распространился по всему Сейретею... несложно было сложить два и два. На мои окономияки покушался именно беглец из лаборатории, и это определило всё.
Меня считают слишком добрым и мне, наверное, грех отрицать, но представь себя на моём месте! Эта лапа, подцепившая, наконец, мой узелок, была настолько худой, грязной и какой-то даже облезлой, что мне стало жаль её хозяина. Мне тяжело даже представить, как его мучали в лаборатории (в том, что его мучили, я не сомневаюсь). Ты можешь назвать меня добряком и пацифистом, но я уверен – ни одно живое существо не заслуживает этих мук. В знак протеста против издевательств капитана Куротсучи, я просто подвинул узелок чуть ближе к чёрной лапе и сказал:
- Можешь оставить себе. - Узелок, подцепленный было, замер на пол дороге. - Но не смей никого трогать.
Представляю себе, как наивно это прозвучало, но ничего лучшего я придумать не смог. Видимо, мои слова всё-таки были услышаны, так как фурошики исчез, а из кустов послышался треск разрываемой ткани, шелест бумаги, сдавленный рык и чавканье.
Больше я решил не задерживаться.

Я тебя, наверное, утомляю, но на этом история не закончилась. Я благополучно вернулся домой, только вот совесть не переставала меня мучить; внутренний голос упорно твердил, что надо вернуться и разобраться с незваным гостем, что своей беспечной выходкой, я могу навредить Сейретею, что из-за невыполнения обязанностей могут погибнуть люди, наконец! Но пока он меня убеждал, я уже успел добраться до дома.
В последнее время, у меня появилась привычка не зажигать света, да и зачем свет - ночи сейчас ясные... В такие ночи ты любишь сидеть на крыше... но я отвлёкся.
Только вообрази: я снимаю хаори, отодвигаю сёдзи и вижу просто... неимоверно странную картину: по берегу моего пруда, под луной, катается на спине что-то, что можно с большой натяжкой назвать человеком. Катается, рыча и скуля, словно от боли! Ты, наверное, уже понял, что это значит - арранкар шёл за мной до самого дома, а я, поглощённый своими тяжёлыми мыслями его даже не заметил!
Так мне представился второй шанс его убить. И снова я не смог. Я говорил себе: "Что ты делаешь?! Он же выслеживал тебя, чтобы напасть!", но какая-то часть меня сомневалась в этих словах. Что если он пришёл, потому что ему показалось, будто я смогу избавить его от мучительной боли?
Я действовал решительно: бакудо прочно спеленало несчастного, а несильный удар рукоятью катаны по затылку арранкара, помог мне без лишних препятствий дотащить зверя до моей комнаты. Уф, ну и работа это была, скажу я тебе! Я протащил его каких-то несколько шагов, но, в конце концов, едва не потерял сознание, а затем, пол часа только переводил дух и откашливался, прежде, чем рассмотреть неудачливого пустого
В гостях у меня оказалась странная помесь человека и кошки. Представь себе гибкое тело, сплошь покрытое белыми броневыми пластинами, находящими одна на другую, но походящими скорее на бинт, чем на чешую. Представь мохнатые, синие, с бирюзовым оттенком уши, длинные, растрёпанные и спутанные, словно нечёсаный лён жёсткие волосы, которые, уместнее было бы назвать гривой, что-то вроде костяной диадемы на лбу, и, что показалось мне особенно забавным - чёрные "носочки" на передних и задних лапах - словно у настоящей кошки. Хвост у этого существа, разумеется, тоже был, и, каюсь, я не удержался, чтобы его не потрогать.
Видимо, арранкар этот был довольно высокого ранга - в рессурекшене ему осталось достаточно человеческих черт: конечности сгибались, как у людей, внушительные когти не втягивались, и лицо - красивое и мужественное надо признать, было абсолютно человеческим.
Сейчас ты, наверное, отпустил бы непременную шуточку о том, что ревнуешь, а я ответил бы, что животные, это не моё... Но лучше не будем. Ты знаешь, я не люблю сослагательное наклонение.
Как я уже сказал - этот арранкар был красив, но ками-сама, я ещё никогда не видел настолько бледных, усталых, измождённых пустых. Я честно осмотрел его со всех сторон - даже через броню чувствовалось, насколько он худ – казалось, дыра пустого занимает на его теле гораздо больше места, чем положено. При этом осмотре, кстати, я и обнаружил причину его мучений - между пластин на спине, каким-то невероятным образом попал довольно толстый, напоминающий часть тюремной решётки штырь, который бедный "кот" не мог вытащить самостоятельно. Пользуясь бессознательным состоянием своего полуночного гостя, я вынул штырь и обработал начавшую гноиться ранку. Ты знаешь, я не медик, и потому, руки у меня, честно говоря, дрожали - я боялся причинить арранкару ещё большую боль. И при этом совсем не чувствовал себя предателем.
Рассвет мы встретили в довольно странном положении: он лежал на животе, положив тяжёлую голову на сгиб моего локтя, а я сидел, прислонившись спиной к стене, страдая от бессонницы, пытаясь распутать яркую, роскошную гриву и вычесать из неё запутавшийся мусор. Кое-где пришлось даже поработать ножницами, что было не очень удобно - как я уже говорил, левая моя рука была придавлена пустым. Бакудо работало исправно, но всё-таки я подстраховался, чтобы, в случае чего, успеть сломать ему шейные позвонки.
Когда на татами упали первые солнечные лучи, я услышал странный, негромкий, раскатистый звук. До этого я не знал, что арранкары умеют мурлыкать.

23 июня
Дорогой Ш.
Кажется, это обращение уже вошло у меня в привычку. Да, я избегал тебя в последние дни, но мысленно посвящал тебе бесконечные внутренние монологи. Наверное, ты думаешь, что я боюсь встречи с тобой, избегаю тебя, и потому не навязываешься... надеюсь, ты будешь думать так и дальше - это облегчит мне мою странную, безумную затею, в которую я по неосторожности ввязался.
Уверенно могу сказать тебе - я никогда не был так благодарен своей болезни, как в эти дни - содержание домашнего животного требует неусыпного внимания, так что работу пришлось на время забросить.
Ты, наверное, удивишься тому, что я вдруг заговорил так цинично, но честно скажу тебе - это не цинизм. Скорее, грустная ирония.
Видишь ли, Ш., теперь я гордо могу именовать себя кошатником. В самом деле, как по-другому назвать владельца существа, которое мурлычет, трётся о колени, пытается охотиться за птицами и требует, чтобы его гладили? Согласен с тобой - для арранкара это поведение очень и очень странно, но факт остаётся фактом - в рессурекшене, мой домашний «питомец» ведёт себя как самая обычная домашняя кошка. Но ест, к сожалению, гораздо больше. Корм для этого кота-обжоры - отдельная проблема, которую он, к моему ужасу, иногда пытается решать самостоятельно. Нет, он не ест людей - иначе я всё-таки убил бы его. - Он крадёт бэнто у студентов Академии. Я сотню раз запрещал ему так делать, но разве кошки слушаются своих хозяев! Когда я начинаю его отчитывать, он просто внимательно смотрит на меня своими поразительными голубыми глазами, и демонстративно сворачивается клубком - спать.
Кийонэ и Сентаро считают, что я иду на поправку, потому что у меня вдруг появилась привычка съедать двойную порцию. Если бы они знали, кому я отдаю половину своего завтрака (а также, обеда и ужина)! Можешь назвать меня трусом, но я действительно боюсь, что они когда-нибудь догадаются.
Его же подобные мелочи не волнуют: он ест, спит, играет с моими дзабутонами в своё удовольствие, и охотно позволяет себя гладить. Мне приходится регулярно менять подушки и тщательно прятать отчёты, на которых мой "кот" не прочь полежать.
По случаю летней жары, я каждый вечер устраиваю ему помывку - удивительно, но в отличие от своих меньших братьев, он любит воду. Наверное, потому что в пустыне её не найдёшь днём с огнём... Немного странно купать такого взрослого мужчину, который, к тому же, всё время вертится, пытается слизнуть мыло и начинает шипеть и вырываться, если шампунь попадает ему в глаза, так что, я чувствую себя не просто кошатником, а отцом великовозрастного, но отстающего в развитии ребёнка, выращенного, гм, кошками.
Тебе, наверное, кажется, что моя скучная жизнь вдруг преобразилась и заиграла яркими красками, что я счастлив... Но на самом деле, я вдруг почувствовал себя преступником, который за каждым углом видит пришедших его наказать и отовсюду ждёт расправы и предательства. Я плохо сплю, не могу смотреть собеседникам в глаза… Я стал ужасно рассеян, и, недавно, у меня снова шла горлом кровь. Единственное, что отчего-то меня успокаивает - мурлыканье арранкара, когда я глажу его за большими, пушистыми ушами. Когда я слышу этот звук, полный умиротворения, и (скорее всего, я сам это выдумал), благодарности, ко мне снова приходит уверенность в том, что я не зря спас этого странного пустого.



25 июня

Дорогой Ш.
Гриммджо вышел из рессурекшена. Случилось это внезапно: я отвернулся, чтобы налить своему коту молока, а повернувшись обратно, столкнулся нос к носу с обнажённым, судорожно сжимающим меч секста эспадой. Он, впрочем, тоже от молока не отказался, хотя выглядел донельзя растерянным и, как мне показалось, немного напуганным.
Скажу тебе честно - его превращение меня даже обрадовало - вместе с кошачьим обликом исчезли и кошачьи повадки, он начал адекватно воспринимать действительность и перестал точить когти о мои дзабутоны… Правда, его характер изменился в худшую сторону - теперь, Гриммджо (как ты уже понял, это его имя) ведёт себя, как трудный подросток - пытается хамить, угрожать, но смущение и растерянность его видны невооружённым глазом. Поначалу он счёл меня недостаточно серьёзным противником из-за моего доброжелательного отношения и приступов болезни, так что мне пришлось пару раз скрутить его в честной борьбе. Он проникся уважением и перестал задираться, хотя внешне его поведение почти не изменилось.
Разговариваем мы, обычно, так:
Я: Гриммджо-кун!
Гриммджо: Хрена надо, шинигами?
Я: (вздыхаю и улыбаюсь - а что ещё я могу сделать?) Пора обедать, Гриммджо-кун! Сегодня твоя любимая запечённая треска!
Гриммджо: Не нужна мне ваша шинигамская жратва, меня от неё воротит, понятно?

Молчание. Мы оба ждём. Наконец, Гриммджо - вечно голодный пустой, не выдерживает.
- Треска? А, хрен с тобой! Тащи уже её сюда.

Я стараюсь быть с ним ласковым и терпеливым, как с ребёнком. Его такое отношение, кажется, удивляет - он ведь привык к грубости и жестокости, ему непонятно, как это я - шинигами - и не желаю боя с ним. Мне это тоже непонятно, но я улыбаюсь и притворяюсь, будто знаю, что делаю.


28 июня
Рессурекшен начал появляться и исчезать, независимо от желания хозяина. Барьер поглощает его рейацу при каждом высвобождении меча, но не рухнет ли моё кидо в один прекрасный день? Этого я больше всего боюсь.
Я начинаю путаться в двух Гриммджо: сегодня за завтраком, зачитавшись, я по привычке погладил арранкара по голове. Эспада поразился так, что даже не стал сбрасывать мою руку. Очнулся я только после его неуверенного: "Эй, шинигами..."
Честно говоря, мне стало очень-очень стыдно.
Гриммджо-коту повезло - он не ведает стыда и завёл привычку приползать ночью ко мне под одеяло. Находиться летней ночью в одной постели с горячим, как печка и громко мурлычущим арранкаром - сомнительное удовольствие, но я привык, так как выгнать его из-под одеяла невозможно.
Гриммджо-человек скучает по дому, но изо всех сил старается этого не показывать. Узнал я об этом совершенно случайно: однажды, вернувшись с совета капитанов, я услышал в своём саду странные звуки - чьи-то голоса, обрывки слов, шипение... Подойдя поближе, я увидел на веранде Гриммджо. Он занимался несвойственным ему делом - пытался настроить старое радио, которое я когда-то привёз из Генсея и про которое давным-давно позабыл. Работало радио очень плохо, но среди помех можно было различить приятный мужской голос, поющий, как мне показалось, по-испански.
Гриммджо слушал подперев голову рукой, слушал с застывшей, кривоватой усмешкой, но вся его поза излучала грусть.
Я почти физически чувствую тоску и одиночество этого сильного, гордого, самоуверенного арранкара. Я должен отправить его в Уэко Мундо, как можно скорее. Он ещё слишком слаб, чтобы открыть гарганту, и потому, единственный шанс, который у нас есть - Урахара Киске. Я должен поговорить с ним.

31 июня
Рассвет обещает ещё одно солнечное утро. Июнь в этом году выдался на редкость жаркий...
Чем сложнее мне что-либо написать, тем больше я пишу про погоду.
Я сижу за письменным столом, всё моё тело саднит от царапин и укусов, требует отдыха, но уснуть я не могу. Рядом, на футоне, раскинувшись, спит мой усталый любовник.
Всё вышло случайно. Так распорядилась судьба, и винить в этом некого. Просто, во сне я принял его сухие, обветренные губы, касающиеся моей щеки, за знакомые губы другого. Просто, его кошачья сущность не вовремя вернулась в меч. Просто, разорвав нечаянный поцелуй, он посмотрел на меня своими невероятно яркими, шальными глазами и прохрипел: "А, к меносу"... Просто его грубоватые, мозолистые руки слишком активно блуждали под моим кимоно...

Нет, скорее, нам просто было холодно и одиноко.

Он был буйным, деспотичным, агрессивным, а я напрягал все силы, чтобы сдерживать его порывы, чтобы показать ему, что можно и по-другому... и он понял. Нежность, ласка и поцелуи - всё, что выходило за пределы простой, грубой похоти, стало для него открытием - я учил его терпеливо, осторожно, стараясь не разозлить. Я шептал ему вещи настолько стыдные, что даже под угрозой смертной казни не решусь произнести их вслух, я повторял его имя, перекатывающееся во рту, как галька, даже на вершине наслаждения ни разу не сбившись на знакомое, мягкое...
Он быстро заснул, положив голову мне на грудь и раскинув руки, а я так и не смог заснуть - просто лежал, перебирая влажные от пота, торчащие вихрами волосы, пока он не заснул окончательно, издавая что-то среднее между похрапыванием и мурлыканьем.
В тот момент я понял, что люблю его. Не так, не в том романтическом смысле, который вкладывают в эти слова - о, нет. Я эгоистично полюбил его за его одиночество, за его тоску, за то, что в нём не было ничего от того, с кем я пробыл почти всю сознательную жизнь... Я полюбил его за детско-животную непосредственность, наконец... Но не так сильно, чтобы жить и умереть для него, как я готов жить и умереть для... (зачёркнуто)

Именно ради этой любви, я отправлюсь сегодня к Урахаре Киске и попрошу его открыть гарганту. Ради этой любви я помирюсь с Шунсуем, стану его... другом и забуду обо всём. Ради любви я переправлю Гриммджо в Каракуру через Сенкаймон, чего бы мне это ни стоило. Ради любви я не лягу сегодня спать и в последний раз полюбуюсь тем, как красив во сне этот мальчик со сломанной маской, даже не подозревающий о любви...

Приложение №5
Приказ о приведении в исполнение...

______________________________________________

рецензия от плохого полицейского

Этот ваш Достоевский меня конкретно подзаебал. Чистота помыслов и кравища по стеночкам в результате. Эти ваши доброта и милосердие, которые - внезапно! - случаются в фанфиках у капитанов тринадцатых отрядов, подобно диарее, но с гораздо худшими результатами. Капитан блядь отряда думает блядь межушным органом, а не шепчет слова настолько стыдные. Бабы. Бабы. Насколько мир был бы лучше без идеалистов и няко-фикрайтеров! А эти ваши обморочные многоточия... Карать пидарасов. Карать запеченной треской анально.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский.

рецензия от хорошего полицейского

Рассказ хорошо написан - в меру ангст, в меру романс. Искренность чувств потрясает, мне так жалко стало Джууширо. *сморкается в платочек* Сам стиль текста интересен, хотя подобные выдержки из приказов немного напрягают. Я поначалу испугался, что автор весь текст в таком духе напишет, но нет, основная история изложена нормально, это хорошо. Грустно так, поэтично вышло.
Токито Минору - человек без прошлого. Он должен был умереть, но так сложилось, что на него, умирающего в подворотне, набрел Кубота и взял к себе. "Однажды я подобрал кота…" (с) ВордАрт Очень распространенный, архетипичный, я бы сказал, мотив.

с уважением,
 хороший полицейский.

рецензия от шерифа

Ну что ж. Средний, вполне читабельный текст. Герой немного чересчур тонко чувствует, но в целом рассказ пойдет.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: Фандом: Bleach, рецензия, POV, PG-13

---

[Рецензия #33]

[шериф]

Название: Без названия
Автор: Achenne
Фэндом: Dragon Age
Персонажи, пейринг: Йован/Тамлен
Рейтинг: R
Жанр, категория: джен
От автора: лютое АУ, и Йован, сцуко, долбанутый. И еще ну очень осведомлен в магии крови, куда там дяденьке Авернусу и прочим деятелям.

текст

_________________________________________________

Мор медленно накрывает Ферелден. Мор - это не только набеги порождений тьмы, своры омерзительных тварей, деловито снующие в кустах или рвущие на части очередных беженцев-крестьян; это пахнущая тухлыми яйцами земля, паутинно-липковатая вода в ручьях, неумолкаемый вой волков и пропитанный тленом воздух.
Йован - просто один из беженцев. Серый Страж, эльф-долиец отпустил его - неудивительно, долийцы с уважением относятся к магам; с уважением и без страха, их хранители не пользуются магией крови и не прикармливают демонов, верно?
"Убирайся, чтобы я больше тебя не видел", - вот и все, что сказал долиец, узнав: Йован отравил эрла Эамона.
Что ж, так Йован и сделал.
И теперь он бредет к Амарантайнскому прибрежью, чтобы скрыться в Вольной Марке - там принимают отступников и малефикаров; вздрагивает от каждого шороха, но у Церкви немало дел поважнее, чем беглый маг крови. Что хуже, шорохи могут издавать и порождения тьмы.
Йован натыкался на них дважды; "кипящая кровь" - одно из запретных заклятий, действовало на тварей не хуже, чем на людей. Низкорослые твари - кажется, их называют генлоками, дергались и падали замертво, а Йован бежал прочь, задыхаясь, захлебываясь ужасом.
Он никогда не был воином - или боевым магом.
Он просто хотел... свободы.
Йован дышит Мором, впитывает его, и почти не надеется добраться до места. Наверное, стоило попросить Стража оставить его в клетке. Или убить. Йован изорвал тряпичные сапоги и стер в кровь ноги - ерунда; десяток шрамов на запястьях. И боль в желудке. Еда в лесу неважная.
Мор гложет Ферелден; ленивый хищник. Мору некуда торопиться.
Йован наедине с Мором.
Йован слаб, потерян и одинок.
Существо вываливается на него из придорожных кустов, Йован едва не бьет его первым попавшимся заклинанием, но сдерживается. Это эльф. Йован приближается; похоже, долиец - везет на них в последнее время. Что-то с ним неладно. Кожа потемнела, почти слившись оттенком с татуировками, а глаза светятся болезненным лунным серебром.
"Вурдалак", - Йована передергивает; заносит посох, чтобы уничтожить зараженного.
Долиец смотрит на него:
- Мне... больно. Эта Музыка пожирает меня, - шепчет он обветренными темными губами. - Шем. Не медли.
Йован кивает, но в этот момент набрасываются крикуны.
Удается отбиться. Краем глаза, пока кастует старые-добрые "дробящие темницы" и "конусы холода", замечает, что вурдалак дерется... на его стороне. Вскрыл глотку одному крикуну, подрезал сухожилия второму. Кинжалы мелькают, словно пара бледных птиц.
После битвы он сгибается пополам, прижимается к покосившейся рябине.
- Ты ведь из этих... - недоумевает Йован. - В смысле... почему ты убивал их?
- Нет, - долиец грызет губы, по подбородку стекает темная, отравленная кровь. Йован невольно отшатывается. Скверна. - Нет. Я не стану ими. Я... Музыка зовет меня, но я не хочу. Освободи меня, шем.
Йован снова кивает, и снова - посох. Останавливается.
Нет.
- Ты вурдалак, но все еще соображаешь.
- Какая разница, шем?! Мне немного осталось. Действуй.
Йован слаб, потерян и одинок; и ему не хочется убивать того, кто заговорил с ним - впервые за много недель. Это вурдалак и опасная тварь. А он - малефикар и опасная тварь.
Йован рассматривает долийца; на ум лезут обрывки тевинтерских трактатов. Те, кто изначально использовал магию крови и кого сейчас называют малефикарами, столкнулись с порождениями тьмы и скверной первыми; первыми учились бороться.
- Знаешь, - говорит Йован. - Тебя можно... кхм, вылечить. То есть, затормозить процесс. Ты все равно будешь... таким и заразным тоже, поэтому тевинтерцы не особо пользовались, но...
Долиец не слышит его. Серебристые глаза мерцают злобой, агонией и - сейчас кинется, но затихает, он похож на Лили, думает Йован, дурацкая мысль; у Йована тевинтерские наработки... в том числе о Серых Стражах.
И несколько дохлых крикунов, чья кровь еще не остыла.
Он тихонько смеется.
- Я малефикар. Я отравитель. Меня пощадил Серый Страж-долиец. Сейчас я попытаюсь стать Стражем.
(потому что одинок, покинут, - и заражен куда глубже, чем ты, долиец).
И Йован зачерпывает отравленную крикунью кровь.
На вкус это как расплавленный огонь, смешанный с необработанным лириумом и приправленный гусиным дерьмом. И без того больной желудок Йована подкатывает к горлу, он зажимает рот ладонями, чтобы не выблевать кровь порождений тьмы; а когда открывает глаза...
Все по-прежнему. Кусты, умирающий долиец-вурдалак и... и он.
- Вторая часть, - привычным движением надрезает запястье, и прикасается к прохладному подбородку долийца, заставляя того, почти бесчувственного, проглотить кровь.
Кровь Стража.
Ферелден переполнен Мором, но Йован улыбается, гладя слипшиеся от грязи и лиственной трухи, волосы эльфа. Тевинтерский способ "лечения" вурдалаков никогда не использовали, потому что вурдалаки оставались зараженными - скверна, черная кожа и мертвое серебро вместо глаз.
Йовану все равно.
Йован уверен, что все делает правильно; раз уж не умер от самоинициации...
- Как тебя зовут?
- Тамлен, - долиец тяжело дышит, но ему легче. Оглядывается почти осмысленно; он по-прежнему плоть от плоти Мора. Так и Йован теперь - тоже. - Ты говорил о Страже-долийце.
- Да. Такой... - описывает в подробностях. Долго, медленно, осязая каждое слово и косясь на эльфа, ради которого принял скверну. Йован безумец, не так ли? Йован беглый малефикар, поглощенный Мором и одиночеством.
Иногда безумие выплевывает странных химер. Самоинициированных Стражей, к примеру.
- Ты видел его. Он жив. Терон, - долиец по имени Тамлен улыбается, а затем вновь прикусывает свою гниющую губу. - Неважно. Ты?
- Йован. Маг крови, отступник. Попадусь Церкви - повесят на первом же столбе.
- ...а меня просто убьют, не так ли?
- О да.
Они смеются одновременно; у Йована смех глуховатый и мягкий, словно мурлыкает большая кошка, голос Тамлена хриплый оттого, что скверна покрыла голосовые связки клейким слоем.
Смех самого Ферелдена.
Смех Мора.
- Изгнанники.
- Изгнанники.
- Пойдем вместе.
- Пойдем.

______________________________________________

рецензия от плохого полицейского

Ну бля.
Не, ну реально хороший текст, охуенно написан. Я даже ничо сказать не могу. Автор, вы меня так порадовали, а. Dragon Age навсегда. Пару запятых поправить надо бы, ага, не расслабляйтесь.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский.

рецензия от хорошего полицейского

Прекрасный текст! К сожалению, не в фандоме, но все равно, читать эту историю было наслаждением! Прекрасный стиль, рваный, резкий, и в то же время неспешно-тревожный, нагнетающий напряжение. Интересные персонажи, отлично прописанные. Сам текст напоминает мне гибрид Клайва Баркера и "Летописей Разлома" Перумова: мир Мельина, увиденный глазами Кристофера Тлена. Великолепно, чудесно, затягивающе, стильно и безнадежно! Автор, обожание вам!

с уважением,
 хороший полицейский.

рецензия от шерифа

Да, очень качественный и взрослый текст. Взрослый - выверенный, сдержанно яростный и затягивающий. Автору бы публиковаться.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: Фандом: Dragon Age, рецензия, R

---

[Рецензия #32]

[шериф]

Название: ИСКРЫ ВЕТРА
Автор: Jenny
Фэндом: Мир Хары Алексея Пехова («Цикл Ветра и Искр» плюс рассказ «Цена свободы»)
Персонажи: Нэсс, Керэ, Тиа, Шен, Лук, Га-Нор, милорд Рандо
Рейтинг: G
Жанр: очень хотел быть ангст, но, кажется, не дотянулся
Дисклеймер: все права на мир, персонажей, отношения между персонажами и проч. и проч. принадлежат Пехову, автор извлекает сугубо моральную выгоду.
Предупреждение, или перечень допущений: действие текста происходит в рамках событий книги «Искра и Ветер» примерно после убийства Аленари, но до убийства Митифы. Война с Проклятыми окончена, и компания из Нэсса, Шена, Лука, Га-Нора, Тиа и милорда Рандо направляется к Альсгаре. Тиа не погибла, а сумела перенести свой дух в другое тело, по несчастливой случайности – опять мужское, и для простоты запоминания снова назвала его Порком. Военные действия в Сандоне не ведутся, Высокородным оставлены их территории, теперь считающиеся чем-то вроде резерваций – эльфов из Сандона не выпускают.
Предупреждение два: не стреляйте в музыканта, он играет как умеет!

текст

Мы путешествовали уже полмесяца, обходя широкие тракты и большие города: после войны в них было неспокойно. По дорогам носились конные разъезды, уничтожая спешно отступающие остатки армии разгромленного противника, близ дорог свирепствовали мародеры, преступники и прочий сброд. Особенно активное движение наблюдалось близ Альсгары, которая была концом нашего путешествия. Милорд Рандо, негласный командир нашего маленького отряда, предпочитал двигаться окольными путями, и нам ничего не оставалось, как согласиться, благо, знания Га-Нора и его способность находить дорогу и предупреждать об опасности избавляли наше путешествие от неприятных неожиданностей. По лесным дорогам фургон двигался медленно, но мы ценили безопасность выше удобств и не жаловались.
Место, куда мы вышли на двенадцатый день пути, было когда-то поляной. Сейчас же назвать его можно было только одним словом – бойня. Перемазанные кровью тела валялись на влажной земле, несколько человек были привязаны к веткам деревьев за заломленные за спину руки, и очевидно было, что мужчин пытали. Милорд Рандо носком сапога перевернул один из лежащих на земле трупов.
– Высокородные, – сплюнул подошедший Га-Нор, разглядывая убитого. А я порадовался, что с нами нет Роны – незачем ей видеть такое, пусть это и эльфы, все равно незачем.
– Их что, свои пытали, лопни твоя жаба? – нахмурился Лук, то и дело сглатывая.
– Нет, – покачал головой северянин. – Этих пытали люди.
– Зачем? – Шен поморщился.
– За все надо платить, – негромко пояснила Проклятая. – За свой выбор, свое поражение и свои ошибки. И за то, что ты не человек – тоже.
Целитель отвернулся, Лук снова вспомнил жабу. Я пошел по кругу, без интереса рассматривая привязанных эльфов. Наверняка, все они были мертвы, проверять это у меня не было ни малейшего желания. Перед одним я остановился: было в фигуре мужчины что-то знакомое. Спутанные золотые волосы эльфа закрывали лицо. Я сжал пальцы в его волосах, поднимая покойнику голову.
Крик застыл в горле вместе с вязкой слюной, а сердце пропустило удар, чтобы через уну забиться сильнее. По лбу эльфа тянулся чудовищный шрам, начинавшийся у переносицы и терявшийся в длинных волосах. Я знал этого Высокородного. Шрам на его лице был следом от удара моего у-така. Я убил его при Сандоне больше десяти лет назад.
Керэ из дома Лотоса медленно открыл затуманенные болью зеленые глаза.

– Нэсс, ты это серьезно? – милорд Рандо неодобрительно наблюдал за тем, как я разрубаю веревки и подхватываю бесчувственного Высокородного.
– Да вы посмотрите на него, он серьезен как никогда, – усмехнулась Тиа. – Если ты не пустишь его на телегу, он потащит ушастого на своем горбу.
Я скрипнул зубами и поднял Керэ на руки. Мне показалось, что с нашей последней встречи он стал значительно тяжелее.
– Может, его проще вылечить? – Шен красноречиво помахал руками.
– Или добить? – предложила Тиа, повторив движение Целителя.
Я отрицательно покачал головой и проговорил.
– По легенде, Серый из «Стрелков Майбурга» пропал в Сандоне с двумя Высокородными. В действительности один из остроухих был убит напавшим на нас отрядом ублюдков из Дома Бабочки, а второго я убил сам, – я поудобнее перехватил эльфа и закончил. – Только он не умер.
Тиа присвистнула.
– И теперь ты хочешь тащить его с собой, лопни твоя жаба? Зачем? – нервно поинтересовался Лук, переступая с ноги на ногу.
– Я хочу узнать, почему он не умер, – сказал я.
Тиа плотоядно улыбнулась.
– А я уж было подумал, что у тебя взыграла совесть. Впрочем, я тоже не откажусь узнать, почему ушастые не умирают от прямого удара по башке. Чем ты его?
– У-так, – коротко ответил я.
Лук поежился. Милорд Рандо нахмурился, потом махнул рукой по направлению к оставленному невдалеке фургону. Га-Нор, прищурившись, перевел взгляд с эльфа на меня и пообещал:
– Глаз с него не спущу.
Я кивнул.

Керэ не приходил в сознание, только иногда стонал и что-то бормотал на эльфийском. Вскоре на него перестали обращать внимание, только Га-Нор иногда подолгу сидел, не отрывая взгляда от лица Высокородного.
Осень была жаркая, больше похожая на лето, в воздухе раздавалось гудение насекомых и оглушающе пахло отцветающими травами. По такой погоде было приятнее идти пешком, чем ехать в фургоне. Мы ходили на охоту, стараясь, впрочем, не забредать слишком далеко в лес.
Шен подсел ко мне на козлы, сбил заклинанием муху, докучавшую одной из лошадей, и блаженно потянулся. Несколько минок мы ехали молча, потом Целитель заговорил.
– Тиа поит его, – он мотнул головой в сторону эльфа, – какими-то травами. Говорит, иначе он никогда не очнется и унесет все свои секреты в Счастливые сады.
Я кивнул. Об инициативе Проклятой я слышал и не имел ни малейшего желания ее останавливать. Я знал, зачем убил Керэ тогда, в Сандоне. С ним у меня не было ни малейшего шанса обрести свободу. Но вот зачем спас его сейчас, я не знал. Мне не нужен был его секрет бессмертия: вряд ли то, что подходит Высокородным, подойдет людям. Наверное, права Тиа, и на старости лет во мне начала просыпаться совесть.
– Почему ты не хочешь, чтобы я лечил его магией? – спросил Шен.
– Он сам маг, – буркнул я. – И я не уверен, что он не перебьет нас, как только будет на это способен.
Целитель кивнул и отвернулся. Мне не хотелось лишний раз запугивать Шена, но еще больше не хотелось признаваться ему, что я просто не знаю, что сказать Керэ, когда он придет в себя. Что вообще может сказать убийца – убитому?

Керэ очнулся через два дня. Га-Нор неслышно выскользнул из фургона, поймал меня за локоть и на мой немой вопрос только кивнул. Лошадьми правила Тиа, остальные ушли на охоту.
Я обреченно вздохнул и влез внутрь фургона. Там сильно пахло травами (видимо, Проклятая не скупилась на лекарства), кровью и немытым телом. Керэ скользнул по мне затуманенным взглядом, закрыл глаза, потом снова открыл и скривился.
– Я не сплю? – мрачно поинтересовался он едва слышным голосом.
– К сожалению – нет, – честно признался я, садясь рядом.
– Ты – последнее существо, которое я хотел бы увидеть перед смертью, – поморщился Высокородный.
– Ты не умираешь, – утешил я эльфа.
Керэ дернул ртом, силясь улыбнуться.
– Почему ты меня спас… опять? – негромко поинтересовался он.
– Я не знаю, – вздохнул я.
Видит Мелот, я и правда не знал.

Керэ поправлялся очень медленно, и я втайне был этому рад. Высокородный никак не реагировал на моих спутников и не отвечал на вопросы Тиа, хотя она проводила с ним большую часть времени, пытаясь выяснить тайну его чудесного воскрешения. Эльф молчал и отталкивал ее руку всякий раз, когда она пыталась коснуться его головы. В один из дней Проклятой это надоело; она навалилась на ослабшего Высокородного всем весом, прижала его руки к полу фургона и провела губами по шраму, пытаясь почувствовать плетение. Я никогда не думал, что умирающий эльф может так громко ругаться.
– Я забыла, что я в мужском теле, – оправдывалась передо мной Тиа, с трудом сдерживая смех.
– Узнала что-нибудь? – мрачно поинтересовался я.
– Да, – она нахмурилась. – Он больше не маг.

– Помоги мне сесть, – попросил Керэ, когда я почти заснул, привалившись спиной к мерно покачивающемуся боку фургона. Разговаривал Высокородный только со мной. Если, конечно, считать его редкие просьбы о помощи разговором.
Я помог ему сесть и позволил опереться на свое плечо, не давая упасть.
– Куда мы едем? – без интереса спросил эльф, рассматривая дорогу.
– В Альсгару. Окольными путями, – мне не хотелось вдаваться в подробности.
Он кивнул и тут же застонал, прижав ладонь ко лбу.
– Почему ты не умер? Тогда, в Сандоне? – прямо спросил я.
Керэ довольно долго молчал, так и не отнимая руки от лица. Я уж было решил, что он не ответит, когда Высокородный заговорил.
– Маги не умирают сразу. Особенно если у них в запасе есть силы, чтобы продлить себе жизнь при помощи магии. Но магия не бесконечна, так что мне просто повезло, – он отнял руки от лица и какое-то время рассматривал шрамы от веревок на запястьях. – Меня нашли через несколько наров. Случайно. К тому времени я уже полностью исчерпал весь свой магический потенциал.
– И поэтому ты больше не маг?
Керэ покосился на меня удивленно и почти испуганно, я сжал его плечо, опасаясь, что он попробует сбежать.
– За все надо платить, – угрюмо ответил эльф. – В том числе за то, что ты остаешься жить.

– Завтра выезжаем к деревне, – Га-Нор повернулся к милорду Рандо, сидящему на козлах рядом со мной. – Пополним запасы и переночуем под крышей.
Я покосился внутрь фургона, где мрачный Керэ наблюдал за тем, как Тиа лихо обыгрывает Шена и Лука в кости. Проклятая звала эльфа присоединиться, но тот только отворачивался, брезгливо кривя губы. Тиа он недолюбливал, чем давал ей повод для очередных подколок. Она даже оставила в покое Шена, с энтузиазмом переключившись на новую жертву.
– Нэсс, – северянин пристально посмотрел на меня. – Что ты собираешься делать с Высокородным?
– Переодеть в человеческую одежду, – буркнул я, – он еще очень плох, вряд ли в нем кто-то узнает эльфа.
– Мне не хотелось бы спешно покидать деревню из-за него, – признался Рандо.
– Мне тоже, – я вздохнул. – Но я уже не могу его бросить.

В деревне я назвал Керэ своим тяжело больным младшим братом, благо длинные волосы, скрывающие лицо, не давали селянам узнать в нем эльфа. Староста, сухой старик с равнодушным взглядом, посетовал, что в селении нет гостиницы, взял плату соренами и предложил нам располагаться во второй, пустующей комнате в его доме. Его нисколько не удивило, что семь очень разных мужчин путешествуют вместе – в послевоенное время все возможно.
– На заднем дворе баня, – пробурчал старик напоследок. – Маленькая, но человека три-четыре влезет. Топите сами.

– Я пойду с вами, – ухмыльнулась Проклятая, когда милорд Рандо, Га-Нор и Шен, подбадриваемые Луком, накололи дров, затопили баню и отправились туда на правах первопроходцев. – И не потому, что я хочу посмотреть на голого эльфа или, упаси Мелот, на голого тебя, – она развалилась на лавке, заложив руки за голову. – Но лечить его раны будет гораздо проще, когда на нем совсем не будет одежды.
Я хмыкнул, Керэ пробормотал что-то по-эльфийски и я порадовался, что встать без чьей-либо помощи он пока не может.
– Эльфийская магия завязана на «искре»? – Проклятая без предупреждения переменила тему.
– Почему тебя это интересует?
– Пытаюсь придумать, как тебя можно использовать, – без обиняков призналась Тиа.
– Кто ты? – жестко спросил Керэ.
– Порк. Огонек, – весело оскалилась Проклятая. – Разве не заметно.
– Я не спрашиваю, как тебя называют. Я спрашиваю, кто ты.
– А разве то, как меня называют и кто я – не одно и то же? – Тиа села и теперь с интересом рассматривала эльфа.
– Нет, – Высокородный покачал головой. – Ты даже не мужчина. И твоя магия во много раз превосходит способности обычного Огонька.
Я пораженно уставился на эльфа. Тиа хмыкнула.
– Ты слишком проницателен. Это может быть опасно. Для тебя.
– Ты ответишь? – упрямо спросил Керэ.
– Да, – она помедлила. – В эту войну ты воевал на стороне таких, как я.

Несмотря на собственные слова, в бане Тиа разглядывала меня и Керэ так, будто впервые видела обнаженных мужчин. Высокородного это смущало, меня – злило. Я чувствовал себя до безобразия беззащитным, к тому же мужское тело Проклятой никак не соответствовало бросаемым на нас отнюдь не мужским взглядам.
– Может быть, ты будешь смотреть на что-нибудь кроме меня? – поинтересовался Высокородный, отбрасывая волосы с плеч на спину и осторожно поглаживая пальцами шрам – от жары у него начинала болеть голова.
– Ну как хочешь, – пожала плечами Тиа и демонстративно уставилась на меня.
Какое-то время я старательно мылся под ее придирчивым взглядом, потом не выдержал, отложил мыло, уселся на лавку рядом с Керэ и уставился на Проклятую. Тиа такое внимание надоело очень быстро, хотя она не преминула окатить себя водой, красиво выгнувшись под ее струями. Впрочем, вряд ли кто-то из нас мог по достоинству оценить красоту ее мужского тела.
– Ладно, повеселились и хватит, – Проклятая повернулась, уперев руки в бока. – Я хочу получше разобраться в структуре «искры» Высокородных. Ложись.
Керэ недоуменно приподнял бровь.
– У меня больше нет магии.
– Это не значит, что у тебя нет «искры». Пошевеливайся. Мне вовсе не хочется укладывать тебя силой.
Аргумент сработал и Керэ послушно вытянулся на лавке. Я рассеянно рассматривал бледнеющие синяки и ниточки шрамов на его коже.
Тиа склонилась над эльфом. Когда она коснулась «искры», запахло дождем и еще чем-то липким и сладким. Керэ застонал, вцепившись пальцами в дерево лавки.
– Расслабься, – буркнула Проклятая. – Хуже уже не будет.
Я недоверчиво хмыкнул.
Тиа прошептала что-то, создавая плетение, и я предпочел за лучшее оставить их вдвоем.

Проклятая и Высокородный вернулись в комнату спустя несколько наров. Керэ шел, прижав ладонь к шраму на лбу, Тиа почти тащила его на себе, но лицо у нее было как у кошки, которой ни за что ни про что досталась полная плошка сметаны.
Милорд Рандо, Га-Нор и Лук отправились на базар купить еды в дорогу, и в доме остались только мы с Шеном. Дочь Ночи сбросила эльфа на кровать рядом со мной, сама уселась на скамью и блаженно вытянула ноги.
– Что ты узнала? – с любопытством поинтересовался Целитель.
– Я даже не знаю, как это описать, – она прислонилась затылком к стене и прикрыла глаза. – Это… великолепно.
– Что именно? – хмуро поинтересовался я, перевернув Керэ на спину и вслушиваясь в его тяжелое дыхание.
– Их магия ближе всего к серой «искре», – выдохнула Проклятая.
– Что? – Шен едва не вскочил.
– Что слышал. – Тиа помолчала. – Маги Высокородных не делятся на светлых и темных. Их магия основывается на «искре», но немного другой. Это обусловлено особенностями расы, которых я, к сожалению, не знаю. Но эльфийские маги больше всего соответствуют тому, что мы понимаем под серой «искрой», – она мечтательно закатила глаза. – Если бы можно было построить Серую Школу в Сандоне…
– Ты в своем уме? – оборвал я мечтания Проклятой.
– К твоему несчастью – да. Пойми: серые, как и Высокородные, изгнанники, – она покосилась на Шена. – Во главе по-прежнему остается Башня, и против нее ни я, ни жалкая кучка серых ничего не смогут сделать. Но маги Высокородных – это уже значительная сила.
– Ты хочешь новой войны? – устало спросил я.
Тиа сжалась, растеряв всю свою восторженность.
– Нет. Ни за что.
– Может быть, есть другой путь? – робко поинтересовался Шен.
– Может быть, – откликнулась Проклятая. – Может быть и есть. Только я его не знаю.
Керэ, застонав, приподнялся, злобно сверкнул на Тиа зелеными глазами:
– Что ты со мной сделал?
– Узнал много нового, – очаровательно улыбнулась Проклятая.

Мы сидели за маленьким столом и ели луковую похлебку, которую принес староста.
– В эту похлебку для разнообразия стоило бы положить мяса. Есть же невозможно, лопни твоя жаба, – возмущался Лук, уплетая за обе щеки.
– Сейчас в деревнях не то, что мяса, даже овощей нет, – вздохнул милорд Рандо. – Приходится довольствоваться тем, что есть.
Проклятая доела первой, поманила за собой Шена и утащила парня на улицу. Лук завалился на лавку и тут же захрапел, Га-Нор и милорд Рандо вполголоса обсуждали дальнейший маршрут.
– Нэсс, – позвал меня Керэ.
Я сел рядом с ним на кровать и несколько минок наблюдал, как он расчесывает длинные волосы найденным в комнате гребнем.
– Ты спас меня только затем, чтобы Проклятая, которую вы называете Порком, могла вдоволь надо мной поиздеваться? – негромко поинтересовался он.
Мне очень хотелось ответить утвердительно, но я сдержался.
– Она пытается разобраться в твоей магии.
– У меня нет магии.
– Поговори об этом с Ти… Порком.
Керэ поморщился.
– Я хочу вернуться в Сандон, – он помолчал, перекатывая гребень между пальцами. – Сейчас я полностью завишу от тебя. Даже не от них, – он кивнул на Га-Нора и милорда Рандо, имея в виду весь наш отряд, – а от тебя. И от того, что там задумала Проклятая. Когда все это закончится, ты убьешь меня снова?
Это было сказано так спокойно и буднично, что меня пробрал озноб.
– У меня нет причин тебе доверять, – глухо пробормотал я.
– Чтобы сохранить мне жизнь, обязательно мне доверять? – он невесело улыбнулся, снова запуская гребень в волосы.
– Наверное, да, – я пожал плечами.
– Тогда, при Сандоне, мне это не помогло.

Мы выехали из деревни на рассвете, когда староста еще спал. Местные жители косились на наших лошадей и кошельки, и нам не хотелось лишний раз попадаться им на глаза.
Мы шли через Лесной Край по направлению к и дальше – к Альсгаре, и я все чаще задумывался о просьбе Керэ. Я отдавал себе отчет в том, что вовсе не хочу убивать его, но отпускать пока тоже не стремился. Сам не знаю, почему.
– Дай мне еще дня три, – попросила Проклятая, – я разберусь с его плетением, и пусть идет на все четыре стороны.
– Ты готова так легко его отпустить? Серую «искру», которую ты столько искала? – изумился я.
– А ты серьезно хочешь тащить Высокородного в Альсгару? – усмехнулась она. – Или это такой легкий способ избавиться от него, не замарав рук? – она подалась ко мне, заглянула в глаза. – Ты и так в его крови по локоть. А Альсгара в крови по горло. В том числе – в крови Высокородных. Если уж собрался его отпустить – отпусти. И не ищи себе оправданий. Для них еще найдется время, – она отстранилась и уже тише проговорила. – Но ты сам понимаешь, Нэсс, решения, которые мы принимаем, принадлежат нам и только нам.

Ночь была холодной. Я вслушивался в шаги Га-Нора, обходящего лагерь, и не мог заснуть. Костер чадил, от него пахло травами, которые подбросила туда Проклятая, чтобы нам не докучали насекомые.
У костра, вполголоса переговариваясь, сидели Шен и Керэ. Тиа, приподнявшись на локте, слушала их и иногда вставляла замечания.
– Любой выбор – это палка о двух концах. Ты выбираешь или дар, или смерть.
– Иногда не выбираешь, – хмыкнула Тиа.
– А если выбираешь неверно? – подал голос Шен.
– Нельзя выбрать неверно.
– Ты доволен своим выбором?
– Ты не понимаешь, человек.
– Чего я не понимаю?
– Не кричи, – одернула Целителя Тиа, зашуршала одеялом, садясь. – Ты же мог выбрать смерть, эльф.
– Я очень хотел жить, – пожал плечами Керэ и, помолчав, добавил. – Когда оказываешься в такой ситуации, срабатывают инстинкты. Они сильнее всего остального. Твоих домыслов, твоей гордости. У меня была пробита голова, а горло разорвано стрелой. Мне некогда было думать и выбирать. Потому что нет ничего сильнее страха смерти. И ты стремишься выжить любой ценой. Даже ценой своей магии.
– На твоем месте я повел бы себя по-другому, – пробормотал Шен.
– Молись, чтобы никогда не оказаться на моем месте, человек, – сухо ответил ему Высокородный.
Целитель, насупившись, отошел и принялся укладываться спать.
Несколько минут Керэ и Тиа сидели у костра. Эльф зябко ежился, Проклятая подбрасывала веточки прожорливому огню.
– Тебе повезло больше, чем мне, – нехотя проговорил Высокородный.
Тиа удивленно покосилась на него.
– Ты сохранил и магию, и жизнь.
– Но не сохранила тела, – буркнула Проклятая, впервые за все время общения с Керэ называя себя в женском роде.
– Когда на карте жизнь и смерть, тело не имеет значения.
– Хотел бы оказаться в теле бабы? Какой-нибудь сумасшедшей, пускающей слюни? – Дочь Ночи резко подалась к эльфу.
Керэ поморщился, отстраняясь.
– Брезгуешь? – Тиа хохотнула. – Когда оказываешься при смерти, срабатывают инстинкты, – передразнила она Высокородного. – Они сильнее всего, даже брезгливости.
Керэ хмыкнул, подбросил огню сухих веток.
– Может быть, я просто завидую тебе, – без улыбки проговорил он.
– Нечему завидовать, – вздохнула Проклятая, накидывая одеяло на плечи эльфа.

Они напали днем, когда солнце стояло в зените, прогревая землю наперед, на всю предстоящую зиму. Сильнейший толчок сбил фургон, заставив перевернуться на бок, перепуганные лошади забили копытами, пытаясь вырваться. А потом из леса выскочила дюжина здоровенных детин, окружая фургон. Впереди шел мальчишка в заплатанной рубахе с чужого плеча, уверенно сжимающий в руке хилсс. На посохе было четыре позвонка. Доблестная армия нильфгаарда во главе с Белыми медленно, но верно переходила в разряд обычных преступников.
– Валите отседова, – хохотнул кто-то из мародеров. Присутствие сдисца давало им уверенность в собственной безопасности.
Я разглядел, что среди нападавших всего один арбалетчик: видимо, в этой банде награбленное доставалось тому, кто находился ближе к добыче, поэтому луки и арбалеты были не в чести. Натягивать свой лук не было времени, я шагнул ближе к упавшему фургону и потянулся за у-таком.
– Выходите по одному, – заржал высоченный парень с выбитыми передними зубами.
– И тогда, возможно, мы вас не убьем, – прошипел сдисец.
В следующий миг грохнуло так, что у меня заложило уши. Удар сбил мага с ног и раскидал в стороны нескольких преступников. Из-под фургона, морщась, выбрался Шен.
– Там Тиа, – он мотнул головой, – ее ударило по голове… Сзади!
Я обернулся, отбил лезвием у-така направленный на меня меч, крутанулся на месте и врезал противнику по руке. Мародер рванулся в сторону, избегая удара, прокрутил меч вокруг кисти, отвлекая внимание, и ткнул меня коротким ножом, зажатым в левой руке. Я отшатнулся, перехватывая топорик двумя руками, и лезвие ножа распороло рубаху, чудом не задев кожу. Грохнуло снова, и мой противник рухнул на землю.
– Дальше вы сами, – буркнул Шен где-то за моей спиной. Я обернулся и увидел, как на Целителя, высоко подняв посох, идет окровавленный сдисец.
Закипел бой. Я сражался, мучительно понимая, что нас мало, слишком мало для того, чтобы одержать победу над дюжиной бывших военных, богатых, сытых, но не растерявших боевых навыков.
Редкие выстрелы единственного арбалетчика неожиданно прекратились. Краем глаза я заметил его лежащим на земле с раскроенной грудной клеткой. Численный перевес, тем не менее, оставался на стороне наших врагов, и нам приходилось туго.
Сухо щелкнула тетива – и мой противник, захлебнувшись кровью, свалился мне под ноги.
– Лук, в сторону! – услышал я жесткий голос Керэ, о котором успел забыть в пылу сражения.
Стражник резво отскочил и сражавшийся с ним высокий, как жердь, веснушчатый парень, рухнул на землю. На его рубахе расцветало кровавое пятно.
Я обернулся. У перевернутого фургона, тяжело опираясь на него, стоял Керэ. В руках он держал оброненный одним из мародеров арбалет. Высокородному потребовалось несколько минок, чтобы избавить землю от тех, кого не успели достать мечи Га-Нора и милорда Рандо. На краю поляны послышался истошный крик сдисца, который стих через несколько ун.
Я медленно обвел взглядом поле недолгого боя и снова посмотрел на Керэ. Эльф стоял, направив арбалет мне в грудь, и смотрел на меня ледяными зелеными глазами. Несколько минок мы буравили друг друга взглядом, а потом Высокородный опустил руку и арбалет с тихим стуком упал на траву у его ног.
Мы шли по горам, и ветер швырял в лицо крупицы снега, острые, как лезвия. От них не спасали ни плащи, ни теплые перчатки. Каменные уступы, по которым приходилось карабкаться, царапали пальцы. Мы шли вперед, все ускоряя темп, пока с гор совсем не исчезла редкая растительность и впереди не появились величественные пики, пронзающие молочно-белые облака. Ветер здесь был такой силы, что сбивал с ног. До этой тропки, затерявшейся среди гор, дошли только я и Керэ. Я тянул Высокородного за собой, крепко держа за локоть.
Вскоре мы вышли к пропасти, на отвесной стене которой были выдолблены выемки для ног и рук. Высота была приличная, но это был единственный путь через горы. Мы начали спускаться. Медленно, думая над каждым шагом. Ветер был плохим союзником, ноги скользили, исцарапанные пальцы болели и дрожали.
Мы одолели примерно половину пути, когда Керэ сорвался. Я протянул руку, но не успел поймать его. Он падал, казалось, целую вечность, как будто время остановилось, и только ветер свистел в ушах. Из-за ветра я не смог расслышать, что кричит мне Высокородный.
А потом я проснулся.

Ближе к вечеру мы остановились в яблоневой роще. Ветви деревьев склонялись к земле под тяжестью плодов, а в воздухе висел запах меда, такой терпкий и сладкий, что тяжело было дышать. Теплый осенний вечер мы провели у костра, запекая на ужин мягкие яблоки.
После ужина Керэ позвал меня за собой. Я кивнул Га-Нору, прося не следовать за мной, и пошел за эльфом.
Высокородный стоял у огромной яблони, дающей широкую тень, и неотрывно смотрел в какую-то одному ему видимую точку между деревьями.
– Это – последняя граница, – негромко проговорил эльф.
– Граница чего? – не понял я.
– Там, – Керэ указал куда-то вперед, – проходит граница с Сандоном. Лесной край не относится к владениям Высокородных, но напрямую граничит с ними. Это последнее место на нашем пути, откуда я еще могу вернуться домой. Дальше Альсгара.
Он сорвал красное медовое яблоко, протер рукавом рубахи и протянул мне. Я взял яблоко из его рук, но есть не стал.
– Почему ты меня не убил? – негромко спросил я.
Высокородный непонимающе уставился на меня.
– Когда у тебя был арбалет, ты мог убить меня. Да и нас всех.
– У вас есть Целитель, – напомнил эльф. – У меня не было шансов.
– А как же идея подороже продать свою жизнь? – хмыкнул я.
– Я уже наторговался своей жизнью, – не улыбнулся Керэ. – Больше не хочу.
Он сорвал второе яблоко, повертел в пальцах и, прислонившись спиной к стволу, заговорил.
– За несколько дней до первого снега деревья здесь сбрасывают все свои яблоки, как вторую кожу. И вся трава оказывается усыпанной этими яблоками. Я бегал сюда, когда был ребенком. Мы набирали полные карманы яблок, а то, что не помещалось в карманах, несли в подоле…
Он замолчал и впился в яблоко зубами. Я последовал его примеру.
Керэ доел первым, отбросил огрызок в сторону эльфийской границы и прислонился затылком к теплой коре.
– Тогда, в детстве, это место казалось мне чем-то запретным. Сказочным и чужим, – невесело проговорил он. – Я был тогда проницательнее, чем сейчас.
– Уходи на рассвете, – бросил я.
Высокородный повернулся ко мне, даже не пытаясь скрыть удивление.
– Я дежурю последним. Не буду тебя останавливать.
– И не метнешь топор мне в спину? – оскалился эльф.
– Не поворачивайся ко мне спиной, – пожал я плечами.
Керэ кивнул, шагнул ко мне, вложил что-то мне в ладонь и заставил сжать пальцы.
– Это эльфийский амулет. С ним ты сможешь войти в Сандон. Только ты один. Не задавай вопросов, чтобы я не передумал.
Он развернулся и направился к лагерю.

Керэ ушел на рассвете.
Я сидел на земле перед костром и смотрел, как огонь стремительно пожирает тонкие веточки. Высокородный забрал только самое необходимое: одеяло и арбалет, который оставил себе после стычки с мародерами. Я до последнего ждал болта в спину, но Керэ даже не попрощался.
Я надел его амулет на шею, дождался, пока шаги эльфа не стихнут вдали, и отправился будить товарищей.
Вечером этого дня мы должны были выйти к Альсгаре.

______________________________________

рецензия от плохого полицейского

Текст написан добротно, профессионально. Слишком много людей и эльфов для маленького фика, на мой взгляд. Все равно читал с удовольствием. Спасибо автору.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский.

рецензия от хорошего полицейского

Огромное спасибо автору за историю! Действительно, профессионально написано. Выдержано совершенно в духе Пехова и его замечательных миров. Я бы не отличил от оригинала, если бы не шапка. Грамотный стиль, композиция, характеры героев совершенно каноничны, захватывающий сюжет. Уважение и любовь автору! *счастливый гудкоп порхает по комнате и лучится сирдтсами*

с уважением,
 хороший полицейский.

рецензия от шерифа

Да, присоединяюсь к копам. Красивый, интересный текст. Автор порадовал. Может быть, в будущем автор будет публиковаться на бумаге - хотелось бы почитать его собственные миры.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: фандом: миры Алексея Пехова, рецензия, G

---

Воззвание к читателям

[шериф]

Дорогие читатели!
В правилах сообщества написано: если вы читаете, значит, вы комментируете, как минимум раз в месяц. Наш участок основан и для фидбека в том числе, а не для одного лишь чтения.
Пять-шесть постоянных комментаторов отдуваются за двести с лишним молчунов. Это нехорошо.
Пока мы лишь вежливо напоминаем, что раз в месяц вы пишете фидбек на какой-либо фик/оридж. Комментарий может состоять (минимально) из пары строчек по существу. Пожалуйста, не ленитесь. Пару строк в месяц вы можете оставить, мы верим в ваши силы. Нас в участке трое, не считая ирландца. Мы работаем для вас. Мы надеемся на ваш отклик.

картиночка

@темы: административное

---

[Рецензия #31]

[шериф]

Название: Pain
Автор: Ворш
Фэндом: Наруто
Объем: мини
Жанр: драма, POV
Рейтинг: PG-13
Пейринг/Персонажи: Яхико/Нагато
Саммари: Pain without love, Pain I can’t get enough!
От автора: Моя первая попытка написать, поэтому критикуйте.

текст

Последние лучи солнца опутывают меня теплом, даря нежные прикосновения. Тихо оставляют след, чтобы потом превратиться в гложущую кости ностальгию, выворачивающую душу наизнанку. Ну что ж, иллюзия пропала, а сладкий миг растаял и я понимаю – это конец: утро разбилось вдребезги, разлетаясь осколками с молниеносной скоростью, которые впились острыми краями мне в кожу. Лишь бы не видеть пепел, не просыпаться, не чувствовать манящую пустоту. Может, боль утихнет и.… Не верю! Надежды нет, Яхико, понимаешь, ведь, воскрешая тебя, я не думал, что ты растаешь, как песок и моя ладонь не успеет схватить тебя. Для меня ты одновременно и в зоне недосягаемости, и приторно желанный: чем больше расстояние, тем больше я тебя хочу. Яхико, что ты знаешь обо мне, да и впрочем, кто разрешил тебе ворваться в мою жизнь? Мне нужно увидеть тебя, поэтому я медленно подхожу к зеркалу, но, к сожалению, наблюдаю последнее отражение падающих на землю отблесков солнца.
Изначально выбранный мною путь ложный, так как, стараясь удержать тебя, Яхико, я погрузился с головой в иллюзию, присыпав ее хорошенько сахарной пудрой, напичкал ароматизаторами для пряности. Странно, я чувствую вкус твоей плоти, дыхание тела, но тебя рядом нет!
Оборачиваясь назад, я вижу мир, который трещит по швам, слышу эхо прошлого, как зажеванную пластинку, которая врезается в мое умирающее сознание.
Я помню начало, а ты, Яхико?.. Долгий задумчивый взгляд, шелест листьев старых дубов, запах мокрой осенней травы – воспоминания всплывают передо мной, но самое яркое из них – наш первый раз. Мой робкий вопрос: «Чего ты хочешь?», хотя можно было и догадаться. Помнишь, как я прочитал в твоих глазах желание, как изматывал свою душу в поисках ответа и неизбежно мучил тебя, пока ты сам не сорвался.
Мягкие касания к моему телу не дали повода для каких-либо предостерегающих сигналов или защитных реакций, потом я почувствовал уверенные прикосновения прохладных пальцев, которые скользили по гладкой коже. Медленно стекала осенняя роса с твоего запястья и мне отчаянно захотелось припасть губами, слизывая капли воды, но я быстро подавил в себе это желание.
Знаешь, Яхико ты сделал все правильно, ведь приперев меня к стенке, открыл тайную лазейку к тщательно оберегаемой мною мечте. Она настолько интимна, что ее действительно стоит стыдиться. Но мысль не схватишь – озорница не дастся в руки просто так, ее не вытрясешь с мозгами – она бессмертна. Мы не заметили, как циничная судьба подкралась сзади, не успели остановить смерть.
Мне кажется, что я вышел из реальности, ведь на самом деле небо не может постоянно трещать, как помехи в эфире, мигать черно-белыми тонами. И это страшно напоминает зудящую кожу, которая покрылась красными ранами от безумного расчесывания. Меня угнетает окружающий мир, как - будто попалась бракованная пленка фильма – застряла перед самой кульминацией, оставив зрителей в состоянии ожидающих счастливчиков.
Электрический ток постепенно охватывает и стискивает мое тело железными кольцами. Почему я не чувствую полноценной боли, которая выворачивала бы меня наизнанку? Подожди, неужели я?..
-Раз, два, три. Разряд.
Боль пронзила шейный позвонок, задев центральный нерв, да так неожиданно, что меня выгнуло дугой.
-Раз, два, три. Разряд.
Я уже не чувствую силы притяжения и лишь ноющее покалывание конечностей передает слабый сигнал с помощью нервных окончаний.

Разряд. Мне так жаль, Яхико…
***
Я не могу сразу открыть глаза, ведь яркие лучи солнца вбирают в себя последнюю росу на траве. Закрываю лицо руками и вдруг чувствую, что нечто острое упирается в мой бок. Нащупав твердую поверхность, я наконец-то нашел причину своего неудобства – книга. Постой, неужели это легенда о камне? И правда, если порыться в моих воспоминаниях, то самые яркие впечатления произойдут сегодня. Я не хочу копаться в себе, потому что боюсь не увидеть этот день еще раз, а вместо этого проснуться в кошмарную действительность. Эта легенда стала неотъемлемой частью меня, которую невозможно выбросить или забыть, так сильно впиталась она в мою кровь. И вот, глаза стали лениво скользить по таким родным строчкам:
«Когда-то давно жил был камень, который катился сам по себе. Нет, он несся напролом, не разбирая дороги без цели и мечты. А все потому, что камень боялся лежать вдоль дороги под ногами людей, стоять у них на пути, ведь те в свою очередь в долгу не оставались: пинали несчастного с животным остервенением. Никто не обращал внимания на перемены в камне, что, может быть, ему душно в этом мире, а тоска сквозит в каждой клеточке его тела. Он понимает насколько ничтожно его существо, поэтому презирает свою участь, тянется к лучшей жизни. На плоской поверхности не разгонишься, но камень упорно катится, пропуская сквозь себя время, превратив его в вечность.
Ему стало тесно в этом мире, камню так сильно надоело делить воздух вместе с людьми… Нужны перемены и он их главный двигатель, поставщик питания общему механизму. Со временем камень начал чувствовать окружающую среду все острее, как накаленный нерв отзывался на каждую задетую струну. Упорно идя к финишной прямой, глупец, ты верил, что победишь и оставишь память в сердцах людей, но им безразлично – ты ошибся. Катись еще быстрее, чтобы никто не увидел вмятин на траве; чтобы они не успели схватить тебя.
Постоянная борьба с земным притяжением отшлифовала острые углы камня, притупив грани пересечения. И вот кульминация: он покатился с моста стремительно вниз, где под ним расступилась вода, притягивая мертвенно-бледными щупальцами к себе на дно. Ну что ж, остается ждать только цунами.
Камень стал исключением всех физических явлений, нарушил стереотипы законов природы, смог почувствовать на себе сфокусированные взгляды людей, которые дрожали и отчаянно цеплялись за свою жизнь. Ах, стало так хорошо, когда ты выплеснул ледяные струи воды, тут же подхваченные ветром. Развивая скорость, воронка казалась ядовито-черной, притягивала к себе только для того, чтобы потом жадно всосать. Все эмоции, выброшенные на всеобщее обозрение, начали уничтожать мир, в котором было так тесно камню.
Как он смог превратиться в цунами? Есть те, которых называют прогрессирующим звеном – лидеры; другие пойдут за ним, зная, что на его стороне правда и закон. Камень может покатиться равносильно в две стороны: в одну для того, чтобы защищать и оберегать этот мир; второй – уничтожить его вдребезги, а потом построить новый. Что выберешь ты?»
- Раз, два, три. Разряд.
Я вдыхаю запах медицинских препаратов, а где же спелая малина? Глупая ассоциация снова выносит мозг за грани доступного понимания простого человека. С яростью отсоединяю многочисленные трубки, которые остались после операции, чтобы открыть шторы.
А мир рушится, распадаясь на мелкие кусочки, которые стирают все на своем пути. Мои руки свело судорогой, я начал отхаркивать кровь и, выгибаясь в неистовых муках, яростно хватался за пол, пробовал выдохнуть воздух из легких, но помочь себе не смог.
Это ли моя цена за то, что я заставляю двигаться твое бездыханное тело, Яхико? Уничтожив свой юношеский пыл, я слишком поздно осознал, насколько глобальна ошибка, ведь оживленное мною тело потребовало кровавую жертву – собственную жизнь. Все расчеты пали жертвой случая, когда в один прекрасный момент я понял, что мое творение не сможет чувствовать, проявлять эмоции, заменить моего Яхико.
Я проиграл, когда укутался в теплое одеяло забвения, но реальность сорвала покрывало для того, чтобы я открыл глаза и увидел пепел вокруг себя. Надежда, отчаянно цепляясь проволокой, тянет все ближе и ближе к безрассудству – еще немного и она поддастся. Капризная и расчетливая судьба, зачем ты заставляешь терпеть муки, которые нам не под силу? А впрочем, может, во всем этом виноват падший мир? Прислушайся, как протяжно звучит его соло, наполняя каждую нотку болью. А внутренний голос отчаянно кричит: «Нет, не поддавайся разрушенному миру, не верь - обманет же!»
Доверился. Удар. Падение.
Меня остается только выбросить, как падаль. Я существо, у которого нет ни души, ни крови в жилах! Прости меня, Яхико…

_________________________________________

ирланорецензия

Последние мысли тихо опутывают мой мозг, даря нежные прикосновения. Тихо оставляют след, чтобы потом превратиться с гложущую кости ностальгию, выворачивающую душу на изнанку; я понимаю - это конец: мой разум разбит вдребезги. Лишь бы не видеть букв, не чувствовать манящую пустоту, может боль утихнет и... нет! Надежды нет, Ирлан, понимаешь, ведь, читая этот текст, я и не думал, что твой разум растает, как песок (что бы это ни значило).
Я не помню начала текста. А ты, Ирлан? Долгий задумчивый взгляд пустых глазниц, окровавленные щеки - воспоминания о здравом рассудке всплывают передо мной, самое яркое о тех временах, когда я еще не разговаривал сам с собой.
Знаешь, Ирлан, ты зря это начал - припер себя к стенке и вынудил это прочитать. Казалось - мысль не схватишь; озорница не дастся в руки просто так, ее не вытрясешь с мозгами. Но я не заметил, как циничная судьба подкралась сзади, не успел остановить свою ментальную смерть.
Меня угнетает окружающий мир, как будто попалась бракованная пленка и без того дурного фильма - застряла на титрах, и зрители вынуждены сидеть в темном зале, не могущие уйти, но и не желающие оставаться.
Почему я не чувствую полноценной боли? Подожди, неужели я..?
- Раз, два, три. Да дай ты ему уже по лицу, Шериф, - раздался знакомый голос. Бэд?
Боль пронзила звонкую путоту, то место, где у меня когда-то был мозг, да так неожиданно, что меня вывернуло наизнанку.
- Ну и хуй с ним, пусть лежит. Ничего с ним не станется, проспится.
Я уже не чувствую силы притяжения, и лишь отвратительный привкус во рту дает мне понять - я все еще жив, я на полу Участка, я только что прочитал фик, и, кажется, выцарапал себе глаза в припадке.

Мне так жаль, Ирлан-из-прошлого. Если бы я мог, я бы остановил тебя перед прочтением. Прости меня, Ирлан...

п.с.: автор, не делайте так больше, блджд, присылайте тексты умылом. Заебались, честное слово, вас таких самых умных отлавливать.
п.с.2: не дайте нам с Бэдом вас разуверить в ваших писательских способностях! Возможно, ангст - это просто не ваш жанр. Попробуйте пантомиму.

боль на дне стакана топил
 дерганный ирландец

рецензия от хорошего полицейского

Идея данного текста достаточно интересна, но она задавлена сложным стилем изложения. Таким языком обычно пишут курсовые работы и диссертации. Тут очень много канцелярщины, наукообразных выражений, вроде Я уже не чувствую силы притяжения и лишь ноющее покалывание конечностей передает слабый сигнал с помощью нервных окончаний. Я не вижу, не понимаю, что герой испытывает. Нет живой картинки. Для художественной прозы это не годится. Текст невозможно понять, смысл теряется за обилием громоздких конструкций. Стиль нужно чистить; чем проще, тем лучше. Да, Мервин Пик писал свой Горменгаст похожим стилем, но ведь он делал картинку живой! У него было не "покалывание конечностей", а "кололо руку", это зримо, это вещественно.
Настроение фика - смутное, болотное, если вы этого хотели добиться.
При чем тут притча о камне? Простите, мораль не получается вынести, он точно так же потерян за словами.
Какая тут тайна? То, что Нагато был влюблен в Яхико, и сделал его одним из своих тел именно поэтому? Или то, что на самом деле это не Яхико вообще? Или что это не Нагато, не Пэйн, а только некий посмертный фантом? Из фика выходит, что главгер мертв. Что, нет?
Притом, точка зрения Нагато-Пэйна: "Через познание боли - создание мира без страданий". Тогда почему я не вижу в тексте радости от этой боли? Почему главгер так нудно рассказывает, что ему плохо-больно, и ни слова не скажет, что это - во благо? Не вижу обоснуя.
Вывод: данный текст не удался.

с уважением,
 хороший полицейский.

рецензия от шерифа

Ирлан поиздевался, конечно, на славу. Гудкоп на сей раз строже, чем обычно. Но текст и в самом деле довольно слаб. Агония в замедленной съемке: и противно, и жалко. Много, очень много стилистических огрехов. В примечании автор указал, что его первый текст. Ну что же, идея интересная, а вот исполнение хромает. Надо чистить язык. Особо хочу отметить, что в том же примечании указано: "поэтому критикуйте" - это плюс начинающему, большой плюс. Если автор способен такое написать, то значит, не все потеряно. Надо работать и писать дальше.
Пошел вытряхивать мозги. Равносильно.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: Фандом: Наруто, POV, PG-13

---

[Рецензия #30]

[шериф]

Название: Стре́тта*
Автор: marina_ri
Бета: evenover
Фэндом: Инсепшен
Пейринг: Имс/Артур
Жанр: романс
Рейтинг: NC-17

текст

* Примечание1: Стре́тта (итал. stretta от итал. stringere — «сжимать, сокращать» — каноническое проведение тем в фуге, при котором каждый имитирующий тему голос вступает до того, как она закончилась в предыдущем голосе, и отдельные части темы звучат одновременно в разных голосах, то есть контрапунктически сочетаются друг с другом.

Примечание2:
Фик написан на кинк-фест, на заявку 1.22:
Имс/Артур. Когда они впервые встретились, Артур зарабатывал на жизнь тем, что переодевался в женщину и пел в маленьком клубе. Имс оказывается ценителем такого рода развлечений. Чем выше рейтинг, тем счастливее заказчик.
Только случился глюк, и я написала все наоборот! Мне стыдно.

***
Когда Артур думает об Имсе, тот распадается в воображении на двух, трех, четырех малознакомых людей.
Нет, не тех, кого он играл на их вылазках (это слово Имса: не «работа», не «задание», не «заказ»). А на того Имса, которого Артур знал раньше, и того, который скрылся в толпе аэропорта, безучастно кивнув напоследок.
Было еще несколько Имсов посередине. Так что Артур думает – мистер Имс немного шизофреник, как все актеры и воры. В сущности, Имс прав, и у Артура плохо с фантазией: ему кажется, это примерно одинаковые профессии.
Тогда Артур искал хоть кого-то.
Кобб не мог уехать из Лос-Анджелеса, а им был нужен имитатор. Впервые. Второй раз он понадобился им в деле Фишера. Тогда не было еще никакой команды, Мол была жива во всех измерениях и снах, и это она рассказала, что есть такие профи – не просто воришки, не обычные извлекатели. А те, кто крадут чужие личности.
И один такой тусуется в Тренто, в Италии. Или в Палермо. А может быть, он в Португалии, в округе Виана-ду-Каштелу. Точнее никто не знал.
Артур уже тогда считался отличным координатором и великолепным сборщиком данных.
Он нашел Имса на границе Франции и Италии, в Вентимилье.
Впрочем, он не знал ни имени, ни национальности, ни даже пола.
В порту высокий, картинно-красивый рабочий-итальянец назвал только адрес клуба без вывески, расположенного в тупике средневекового квартала.
Артур дождался открытия заведения. Была уже глубокая ночь, когда небольшое каменное здание застенчиво засветилось теплом окон, затянутых изнутри бордовыми гардинами.
Вентимилья.
Артуру нравилось название и место, ему даже нравились люди, тогда он был очень молод.
Артур понятия не имел, кого ищет.
Сначала он пил какой-то южно-африканский сливочный ликер, но к середине ночи перешел на крепкий Angostura, пахнущий целой смесью трав и листьев. Он до сих пор помнил это ощущение: тихие разговоры за столиками, стоящими так близко друг к другу, что ни выйти, ни подвинуться, ни отклониться, чтобы не задеть соседа. Запах корицы, сандалового дерева и кардамона. Шифоновые шарфы молодых синьорит. Ярко освещенное пятно на сцене. Микрофон, и голоса, голоса тех, кто выступал здесь, кто был так близко к зрителям, что удавалось почувствовать запах их пота. Тех, кто пел для маленького тесного зала.
Артуру сказали – ты должен сам разобраться. Если знаешь, кто нужен – ты поймешь, увидишь, вспомнишь. Артур изредка сжимал в кармане игральную кость, очень уж необычной была обстановка. Он забывал смотреть на свой тотем, просто крутил его вспотевшими пальцами, не доставая.
Ему нравилось, как здесь пели.
Только когда голову закружило от алкоголя, Артур понял, почему клуб открылся так поздно. На сцену выходили женщины, переодетые мужчинами, и мужчины, скрывающие под париками и платьями свою принадлежность к сильному полу. Некоторые были искусны, некоторые – нарочито не старались, и Артур с удивлением осознал, что ему плевать, кто на сцене. Ему нравились голоса и пластика тех, кто пел для него.
Даже сейчас Артур не понимает, что тогда произошло.
Это была запись, старая, чуть заедающая, треск граммофонной пластинки Артур узнал не сразу – он давно не слышал ничего подобного.
В пятне света на сцене стоял мужчина. Артур понял это тут же, потому что смотрел очень внимательно – плохо выбритые щеки, пудра, сваливающаяся комками на скулах, слишком крупные руки в белых лайковых перчатках, давно не мытый парик, коротковолосый, с чуть подкрученными внутрь прядями. Черный. Совсем не похожий на волосы Эдит Пиаф.
Мужчина и не играл Пиаф. Он просто был… Просто…
Артур понял, что уже середина песни, а он так и не вдохнул с первых тактов, с первых «Non! Je ne regrette rien!».
Волшебство не рассеялось даже тогда, когда Артур судорожно втянул воздух, с ужасом понимая, что заглушает музыку, что нарушает единство притихшего зальчика, что он инороден здесь и не нужен.
На сцене была женщина. Она по-женски тянулась вверх, когда пела, руки ее жили своей, завораживающей жизнью, она беззащитно приподнимала плечи, когда раскрывала ладони зрителям, словно показывая, что у нее ничего нет, и она врет, она жалеет, о, как она жалеет обо всем, что случилось с ней, она старается быть сильной, но черт возьми – у нее не выходит, она хрупкая и одинокая.
Но она выживет вам назло, всем вам назло…

Balayés les amours
Avec leurs trémolos
Balayés pour toujours
Je repars à zéro ...

Артур нашел для них имитатора.
Когда последние звуки песни стихли, и актер на сцене поджал полные, накрашенные алой помадой губы, зал взорвался аплодисментами.
- Кто это? Как ее зовут? Как его зовут? Скажите! Вы говорите по-английски? Сеньор?
Артур крутился на месте, обращался к каждому, но его не слушали или не понимали. Он кинул на стол деньги, проводил взглядом уходящую со сцены фигуру, и бросился к выходу, врезаясь в стулья и извиняясь.
Он прождал у служебного входа полчаса. Изредка из дверей выходили люди, но Артур словно примерз к мощеной мостовой, он просто видел, что это не тот, кого он ждет, и продолжал мокнуть под дождем, не двигаясь с места.
Тогда Имс был худым, у него были острые скулы и впалый живот. Артур часто вспоминал почему-то именно его живот. И еще – длинные ноги.
- Сэр? Сэр, постойте! Пожалуйста, сэр… сеньор… Вы говорите по-английски? Я жду вас, уделите мне минуту!
Артур чуть не пропустил момент, когда его имитатор вышел из клуба. Он сутулился, у него были кривые ноги, он шел нетвердой походкой очень усталого человека, он игнорировал лужи и только повыше поднимал чехол, в котором, вероятно, нес платье своей героини.
Артур пробежал почти целый квартал, когда человек, наконец, остановился.
- Американец? – спросил тот со странным, совершенно незнакомым Артуру легким акцентом. В нем были, кажется, все языки мира, в нем была твердость и мягкость, и нерешительность, и уверенность, и Артур заслушался.
- Да. Я видел ваше… выступление. Я хотел бы…
- Двести баксов. У тебя же есть доллары?
Артур был очень молод. Тогда.
- Как ваше имя? – спросил он.
- Зови меня Биондо, – и Имс усмехнулся, криво, нагло, пошло. Артур вытер мокрое лицо мокрой ладонью.
- Давно ждешь? – чуть мягче поинтересовался Биондо.
Что за хрень? Почему Биондо?! «Блондин» по-итальянски.
- Давно, – кивнул Артур.
- Пойдем, согреешься.
В мансарде, в маленькой квартирке над трактиром, Имс нагрел для Артура воду в глубокой медной ванне.
У него дома пахло так же, как в клубе – дымом, корицей, кардамоном. Он достал замшелую бутылку и налил Артуру в приземистый бокал красноватый алкоголь.
- Что это?
- То же, что ты пил сегодня.
- Откуда ты знаешь?
- От тебя несет аптечным дягилем.
- Чем?
- Входит в состав Angostura. Осторожно, этот крепче, самодельный.
- Вкуснее.
- Еще бы. Как ты любишь?
- Что?
- Как тебе нравится, парень? Сверху, снизу? Может, просто отсосать? Или сам? Или поговорить?
Ликер жег желудок, мутил сознание, в голове плавали обрывки французских и итальянских слов.
- Давай, как тебе нравится? – попросил Артур.
Имс протянул руку и рукавом вытер мокрую шею Артура, с волос за шиворот до сих пор лилась вода.
- Мне сегодня повезло, – сказал Имс и увлек Артура к ванне.
Имс любил вести, и Артуру было больно, до самого конца, он не смог привыкнуть. Но он кончил через боль, чтобы доставить удовольствие Имсу, чтобы увидеть, как его живот подтягивается, прилипая к позвоночнику, как некрасиво искажается его лицо. Зря он выступает под запись. Его голос… Он мог бы петь вместо Пиаф.
Через полчаса Артур снова попросил.
- У тебя есть еще двести баксов? – уточнил Биондо.
- Нет, – покачал головой Артур.
Имс взял его опять, за так, второй раз было лучше, нежнее и глубже, и уже не приходилось отвлекаться от боли, и от того, что Артур здесь совсем не за этим.
- Ты что, в первый раз? – спросил Имс потом, наливая Артуру еще, и Артур сказал:
- Неважно. Я здесь, чтобы предложить тебе работу.

***
Сейчас Имс ненавидит Артура.
Он не может простить, что ошибся, и показал, чем зарабатывал на жизнь в Вентимилье (в Тренто, в Палермо, в Виана-ду-Каштелу).
Прошло столько лет, но Артур до сих пор чувствует злость и вину за то, что позволил Имсу украсть его спокойствие.
Артур почти не пьет с тех пор, а запахи трав не выносит абсолютно все, предпочитая чувствовать гарь, бензин и копоть.
В каждом образе Имса, в каждой женщине, которую он изображает с развязностью бывалой шлюхи, в каждом его взгляде Артур ищет ту, в черном стриженом парике и белых лайковых перчатках. Это лучшая роль Имса, он не смог повторить ее ни разу.
Может быть, дело в песне, или в том, что уплыла чертова уйма лет. Пять? Двадцать?
Ну ладно, Артуру еще нет тридцати. Десять?
Примерно.
Имс неиссякаем на подколки и тычки, рана – свежая, сколько бы лет ни прошло, как бы идеально они не выполняли совместную работу.
Имс научился разбираться в людях и больше не позволит никому себя одурачить.
Когда Артур выбирает себе песню, Имс, наверное, думает, что тот над ним издевается.
- Придумай хоть что-нибудь сам! – шипит он в трубку, он даже не смог сказать это лично.
- Зачем? – Артур спокоен, из последних сил.
- Ты… у тебя… Блядь, да ты инвалид, Артур! Тяжело жить без воображения?
Артур отключает телефон, Имс привыкает к песне.
Сейчас Имс растворяется в толпе. Изменилось все: походка, запах, пропали многочисленные акценты, ушла легкость, осталась дерзость.
Сколько лет еще должно пройти зря?
- Мистер Имс! Эй, постой… Подожди меня!
Артур видит впереди высокую фигуру, но все как во сне, он не может догнать Имса.
- Биондо! – Артур раньше не позволял себе так орать в общественном месте, с их работой нельзя привлекать внимание. Он стискивает игральную кость в кармане пальто. Имс тормозит возле стоянки такси.
- Прости меня! – Артур прыгал по стенам, плавал, стрелял и убегал от обученных проекций, но теперь он запыхался от небольшой пробежки.
- Что?
- Я так и не извинился. За Вентимилью.
- Поздновато спохватился. – Имс достает неизменные орешки из кармана широких брюк и с отстраненным любопытством смотрит на Артура.
- Я понимаю. Тебе уже не нужны мои извинения. Но это нужно мне, понимаешь? Я задолжал.
- Пффф! – фыркает Имс. К нижней губе прилипла шелуха, и Артур не станет ее смахивать.
- Ты прав, Имс. У меня нет воображения. Ты тогда…
Это совершенно непривычная боль – открываться вот так, и кому, Имсу! Говорить все эти горячие слова, контролировать мышцы лица, пальцы, плечи.
Эта та власть, которую Артур не в силах дать Имсу.
Он отступает на шаг и скомканно прощается.
- Э, нет! – Имс отшвыривает чертовы орешки и крепко удерживает Артура за предплечье, не давая вырваться. То есть, Артур мог бы, конечно.
- Договаривай. Твою мать, я слишком долго ждал, чтоб ты хотя бы признал существование на карте одного итальянского порта!
- Я… признаю. Я признаю, Имс. Я не в силах ничего придумать, ты сам мне тогда все показал. Пообещал. Я не смог отказаться.
Имс шарит языком по рту, оттягивает изнутри губу, облизывает зубы, закусывает щеку, он всегда так, это такое его…
- Чего ты хочешь от меня, Артур?
Вот они, вот же, акценты и мягкость, и женская уязвимость, которую Артур не видел ни у одной современной женщины.
- Хочу, чтобы ты мне спел, – сглотнув горькую слюну, говорит Артур.
- Это эвфемизм? – уточняет Имс.
- Да. Не знаю. – Артур видит, как Имс сплевывает остатки шелухи на асфальт. Его хватка на плече причиняет боль.
- Ты конченный фрик, Артур, ты знаешь об этом?
- Я знаю, где в городе купить итальянский алкоголь, – отвечает Артур.
Он еще помнит, как Имс целуется. Неприятное открытие.
Таксист-иммигрант, араб из Северной Франции, мог бы поклясться: когда он вез этих двоих в какую-то забытую Аллахом гостиницу в пригороде Лос-Анджелеса, в салоне отчетливо пахло сандаловым деревом.

_______________________________________

рецензия от плохого полицейского

Вот мне интересно, почему так часто заказывают Имса или Артура в качестве проституток? И ведь пишут же. Но это я так, не обращайте внимания. К самому тексту претензий не имею, кроме того, что перескоки то на мысли Имса, то на мысли Артура несколько сбивают. Красиво, качественно - дистиллированная проституточная мозгоебля в лучших традициях французского шансона. Романтизация борделей и блядей - это нынче модно. Рейтинг вот не вполне NC-17, тут только вежливое упоминание парой фраз.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский.

рецензия от хорошего полицейского

Прекрасный текст! Автор, вы очень меня порадовали! Прекрасно, грамотно написано, Имс и Артур получились как живые! Кроме того, атмосфера - очень необычная, такая в духе "Non, Je ne regrette rien!" и фильма "Жизнь в розовом цвете" о Эдит Пиаф. Такая ароматная, декадентская, горько-поэтичная атмосфера. И детали, которые оживляют действие, которые заставляют чувствовать происходящее как наяву. Спасибо автору, я вами восхищаюсь!

с уважением,
 хороший полицейский.

рецензия от шерифа

Приятно было получить этот фик на рецензию. Действительно, добротный текст. Автор - явный профи в своем деле.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: Фандом: Inception, фанфикшен, рецензия, NC-17

---

[Рецензия #29]

[шериф]

Название: Никому
Автор: Akuma4
Фандом: Берсерк
Персонажи: Гатс, Гриффитс
Рейтинг: G
Жанр: джен
Размер: драббл
Дисклеймер: Миура Кэнтаро
Написано на цитату: "…получить удовольствие от маленькой мести – это гораздо разумнее, чем затаить обиду." (с) Сэр Макс.

Костры надели на лица греющихся дрожащие оранжевые маски.
Кругом, конечно же, ночь. С наступлением темноты огонь наливается иной силой, днём он бесполезен.
Разве что еду согреть, не душу.
Вместо земли под стеленной соломой мёртвое пепелище. Здесь больше ничего не вырастит. Даже семена сорняков не пробьются. У людей и вправду талант уничтожать за пару дней то, что до этого существовало веками, этого дара у них не отнять и стараниями эволюции.
Чаша вина в одной руке и рукоять меча в другой.
С таким раскладом логично тянет напиться и порубить кого-нибудь на ровные кубики.
Кого-нибудь. Коркуса.
Гатс смотрит на другой конец лагеря, где недавно видел отвратительную ухмыляющуюся рожу, и через несколько незнакомых затылков и профилей находит ехидную физиономию с крючковатым носом. Гатс внутренне воет и сжимает меч крепче. Прошли всего сутки, как он стал собственностью вожака этой своры бродячих и изгнанных, а злобы скопилось, кажись, на несколько лет вперёд.
Злоба пульсирует в вывихнутом плече, разбегается вниз по жилам и назревает где-то в центре живота.
Именно там, куда Гатс больше всего хочет всадить меч, провернуть вокруг оси, намотать всё дерьмо, коим Коркус полон от ступней до крышки черепа, и с хлюпом вывернуть наружу.
Челюсти разжимаются, во рту сухо и горько. Какой дурак сказал, что месть не унимает боль? Да одними фантазиями о расправе словно излечиваешься от внутренней проказы.
Весьма занятно наблюдать за человеком, которого хочется выпотрошить.
Зрение под воздействием мрачных эмоций преломляется наизнаку. Ты не видишь самого объекта ненависти. Ты видишь его гнилые зубы, читаешь по его губам, - влажным ошмёткам дикого мяса, - ожидаемые, повторяемые слова : «Гатс», «ублюдок», «не прощу».
Сплетни разносятся со скоростью ветряной оспы.
Коркус только открыл рот - и вот уже заражена вся толпа.
«Он отрубил руку Тэда» - , как в улее жужжат голоса с разных сторон. - «И убил Дэна», - поддакивают, наивно заглушая фразы ладонью, чтобы кое-кто, дай бог, не услышал.
Осторожничают. Никто не хочет оказаться на месте Дэна. Тэд первый, кто это подтвердит.
- Хочешь убить его? - шелестом спрашивает Гриффитс, белой тенью вырастая прямо за спиной. - Я знаю этот твой взгляд, Гатс. Вчера ты смотрел на меня так же. В чём дело? Боле на меня не сердишься? Вроде бы это я опрокинул тебя на траву и выбил плечо.
- С тобой всё проще - ты победил, - Гатс отпивает глоток забродившего пойла и мельком смотрит назад.
Гриффитс, с его кукольным фарфоровым ликом на фоне чумазого сброда, выглядит слишком инородно.
Рисовое зерно в горчичной мельнице или жемчуг в чугунной оправе.
Но, не взирая на контраст, он явно чувствует себя на своём месте.
- Некоторые считают: для такого яда, как обида, месть - единственный антидот, - вновь шепчет чуть поверх уха, чтобы не щекотать кожу дыханием. Воздух из лёгких Гриффитса тёплый, разгорячённый выпивкой, но не хмельной.
- Некоторые считают верно.
У Гатса нет желания разговаривать с человеком, которому удалось повалить его на обе лопатки.
Чужую силу стоит уважать. Уважать на расстоянии.
От воспоминаний о своём поражении слишком тошно. Плечо болит, щёки горят, а пошатанные нервы гнетёт почти любой безобидный шум: от лёгкого конского фыркания до пьяного каркающего смеха.
Хочется просто убить всех, чтобы наконец стало тихо.
Убить, начиная с того, кто находится рядом.
- Я поощряю любой порыв постоять за себя, но война учит быть прагматиком, Гатс, - тон изящно перетекает из любопытно-утомлённого в сухой, нетерпящий возражения. - От живого Коркуса нам больше пользы. Да и от тебя тоже. Пока не лезь на рожон, позакладывать свою шкуру ещё успеешь, и ни раз. Я позабочусь, чтобы ты у нас не заскучал.
Гриффитс смеётся чистым серебряным смехом, в отголосках коего слышится твёрдое обещание.
Гатсу внезапно становится тоскливо.
Эта пустая промозглая ночь, эти разведённые не для него костры, эти враждебные незнакомые силуэты..
И Каска, смотрящая на Гриффитса, как на снизошедшего до смертных бога, как на своё самое дорогое и сакральное. И смотрящая на Гатса, как.. ох, чёрт, лучше бы и не смотрела.
- Привыкай, - безошибочно почувствовав перемену в настроении новобранца, советует Гриффитс. - Больше тебе ничего не остаётся. Отныне ты - мой. И значит это, что у нас теперь одна дорога. Сам не заметишь, как люди, - сейчас чужие и раздражающие, - быстро перевоплотятся в твою семью. Ожидание внезапной смерти в бою сплачивает крепче любой дружбы.
Мечника сводит судорога. От речей лидера Ястребов возникает желание бежать в лес, сломя голову, до тех пор пока кровь не бухнет в виски и не подкосит в коленях.
Его слова звучат, как приговор и проклятие одновременно.
Гатс ощущает, что чужое близкое присутствие прекратило колоть спину.
Гриффитс ушёл, не произнося лишних фраз вроде: «Спокойной ночи» или «До завтра».
Уснуть Гатсу всё равно не удасться. А завтра они, по любому, опять увидятся.
И о первом, и о втором, Гриффитс знает.
Гатс вновь переводит взгляд на толпу вояк, где по прежнему сидит Коркус. Уже в стельку пьяный. В таком состоянии расправиться с ним проще, чем с прикорнувшим стариком. Бывший главарь разбойников совсем ничего не соображает. Икает и пыриться красными слезящимися глазами в огонь, надеясь хоть чуть очиститься им от переполняющих его скверн. Бесполезно, но надежда последняя роскошь для грешника.
На веки многих давит усталость, некоторые костры тлеют, оставленные без присмотра и дров. Лагерь медленно начинает засыпать. Общий храп замаянных мужчин похож на свирепые громовые раскаты.
Сон воинов глубок и беспробуден, на лицах их читается жажда забыться хотя бы до утра.
Земля, на которой спишь - сегодня ложе, завтра могила. И правда, лучше об этом не думать.
Смысл изводить себя страхами? Ведь того, что предначертано, не избежать. Никому.

___________________________________________

рецензия от плохого полицейского

Ни о чем текст. Ну, позлился главгер, ну, поизливал желчь, ну, посидел голой жопой на выжженной земле - и что? Что дальше? Что произошло-то? В чем смысл, брат?
Я нихуя не понял, кого все-таки ненавидит главгер? Этого Коркуса, или этого, Гриффитса? Понимаю, что кого-то он ненавидит, но зачем Коркус, когда есть Гриффитс? Или на хрена Гриффитс, когда есть Коркус? Пятое колесо козлобаяну.
И не ощущаю эмоций. Текст вял и скучен. Пейзаж, звуки, вся обстановка прописаны хорошо, а вот эмоций особых я не увидел. Чокого? "Порошок уходи" (с).
Чересчур красивенькие и вычурненькие метафоры, конечно, смотрятся интересненько. Но отсутствие беты и смешные очепятки пускает эффект на распыл.
Недоволен.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский.

рецензия от хорошего полицейского

О, автор!
Какой прекрасный текст! Какой стиль! Бальзам глазам!
Очень хорошо прописаны место действия, атмосфера, эмоции героя. Читаешь - и видишь эти костры, солдат, всю обстановку, слышишь смех, голоса. Атмосферно. Хотя эмоции героев прописаны не столь хорошо, больше чувствуется ирония рассказчика. Взрослый текст, циничный и грамотный.
Даже незнакомому с фандомом человеку в целом понятно, что происходит. В тексте видны отношения, психология.
Автор! Пишите еще!

с уважением,
 хороший полицейский.

рецензия от шерифа

В целом - зрелищный текст, но впечатление несколько портится синтаксическими и грамматическими ошибками. Бета желательна. Хотелось бы увидеть еще тексты автора.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: Фандом: Берсерк, рецензия, G

---

[Рецензия #28]

[шериф]

Название: Почему лопаются мыльные пузыри.
Автор: Bad Writer
Фэндом: ориджинал
Объем: 1000 слов
Категория: джен
Жанр: deathfic
Рейтинг: PG
Предупреждения: смерть несовершеннолетнего, нецензурная лексика, просторечные выражения.

текст

День был пасмурным: небо затянули массивные серые тучи, ветер гонял по улицам и площадям опавшие желтые листья и дорожную пыль. В нашем дворе всегда было шумно: мамаши приводили своих детей на детскую площадку, выделяя им время на швыряние песка в прохожих, драки за лучшие игрушки и беготню по горкам, а сами усаживались на лавочки, стоявшие по соседству, и начинали сплетничать о тех, кто, по их внутренней, но каким-то образом всегда совпадающей оценке, не достоин спокойной и тихой жизни без перемывания костей. Я живу на первом этаже, и днем, открыв окна, могу слышать все, что происходит на улице.
Дворик наш тесный, несколько пятиэтажных домов. Как говорится, все друг друга знали, все друг с другом спали. Сегодня досталось скромной девушке Кристине, что проживала в доме напротив. Тетки, совершенно не стесняясь, будто ни детей, ни прохожих на улице нет, поливали несчастную грязью:
- Слушай, - сказала одна тетка, хлопнув другую по колену, - я тут вчера окна мыла и такое во дворе увидела!
- Ну-ка, рассказывай скорее, - загорелась собеседница и хищно улыбнулась: так улыбаются голодные собаки, когда на их глазах в миску падает кусок сочного сырого мяса.
- Так вот. В нашем дворе живет Кристинка – ну, ты ее знаешь, страшная такая, расфуфыренная вечно ходит. Вчера днем она подъехала к дому на здоровой дорогущей тачке. Сначала вышел парень, высокий такой, в костюме, открыл заднюю дверцу, следом вышла она.
- Ну, - уже пускала слюну ее собеседница, - дальше-то что?
- Тихо ты, - одернула ее первая, - не перебивай. Дальше-дальше... Вышла она, значит, вся такая из себя мадам: при наряде, с причесоном, морда накрашенная, - поцеловала его, взяла за руку и повела домой.
- Вот тварь ебливая, а, - ахнула вторая тетка. – Нет, ну ты посмотри на эту шалаву! Костик ее, значит, в армию ушел, а она мужиков водит.
- Та еще сука, - согласилась первая. – Но это еще не все.
- А что еще?
- Слушай дальше. Она вышла из подъезда ровно через двадцать минут. Я знаю, потому что засекала. Интересно мне стало, насколько хорош тот парень.
- Видимо, не слишком-то и хорош…
- Да не перебивай ты! Вышла-то она вышла, но уже с другим мужиком!
- Как с другим? – охнула третья тетка, которая только что села на скамейку, предварительно отправив своего сына в бегающее по площадке месиво из детей.
- А вот так! Села в ту же самую машину и уехала!
- Странно все это, - сказала вторая тетка и, скорее всего, задумалась: голову она опустила, руки сцепила в замок.
Тут к скамейке подошла дочка одной из теток: обычный пятилетний бесенок с карими глазенками и каштановыми волосами. Голос девочки был приятен на слух. Посмотришь на мать и дочь и никогда не поверишь, что они – кровные родственники.
- Мам, расскажи, - потребовал ребенок.
- Ты не видишь, что я разговариваю? – рявкнула на нее мать. – Иди, играй, иначе домой заведу.
- Мам, ты молчала, когда я подошла, - надулась девочка и отвернулась.
- Ну, что тебе?
- Мам, а почему мыльные пузыри лопаются? – спросила девочка, уставив испытующий взгляд на мать.
- Давление в шарике меньше, чем атмосферное давление, потому и лопаются, - отмахнулась мамаша. – Иди, играй.
- Мам, я не поняла, - снова надулся ребенок.
- Давай я ей объясню, - сказала вторая тетка, которая незаметно для всех успела выйти из транса.
Девочка недоверчиво покосилась на кудрявую тетку, потом на мать, потом снова на тетку. Лишь когда мать кивнула в знак согласия, девочка развернулась к кучерявой всем телом и уставила взгляд, полный внимания, уже на нее.
- Слушай сюда, - говорила она. – Знаешь, почему пузырики лопаются с тихим «пыньк»?
- Нет, не знаю, - честно ответила девочка, в ожидании прижав руки к груди, словно сейчас свершится какое-то чудо.
- Они пугаются. Пузырик – это маленький ребеночек, который появляется на свет, когда ты выдуваешь его. Родившийся пузырик в первую секунду своей жизни видит всю черноту и гадость этого мира, плохих людей и скверные поступки. Его «пыньк» - это тихий крик о том, что он не хочет жить в таком мире. А после этого он, умирая, лопается.
Все сидевшие на скамейке замолчали. Девочка с серьезным лицом некоторое время подумала об этом бреде, затем спросила.
- А мама родила меня так же, как я родила этот пузырик?
- Да, Катенька, - ответила третья тетка.
- И я тоже делала свой «пыньк», когда только-только родилась?
- Да, доченька, - ответила мамаша, - ты тоже делала «пыньк», только очень громкий.
Девочка задумалась еще раз. Она вспомнила отца-алкоголика, который, напившись, избивал ее мать, и мать, которая избивала Катеньку сразу после того, как пьяный рыцарь удалится за очередной порцией огненного пойла. Девочка поняла, что вот он, этот мир, очернили и осквернили который ее родители.
- Получается, - тихо сказала девочка, - значит… Если я точно так же родилась, тоже делала «пыньк», значит я не хотела жить, да?
- Ну, что ты, Катенька, - засуетилась тетка,- конечно нет! Ты живешь очень хорошо. Мама с папой тебя любят.
- Нет, тетя, - отрезала она, - не любят. Если бы они меня любили, не было бы никакого «пыньк»!
Девочка сорвалась с места и побежала прочь с площадки.
- Стой! Куда! – закричала мать.
За нашим домом послышались разномастные гудки машин, свист шин и женский крик. Девочка, пытаясь убежать от злой тетки и непутевой мамаши, перебежала дорогу. Одна машина ее сбила, вторая – переехала. Девочка простилась с миром, в котором не хотела жить с самого начала, быстро и, надеюсь, ничего не успела понять и почувствовать.
Через три дня я увидел из окна все тех же теток на той же лавочке, что и прежде. Только с ними рядом не было мамаши маленькой Кати. Из их разговора я понял, что тетку, которая внушила Катеньке свою ядовитую философию, отмазал какой-то знакомый, а мать девочки умерла той же ночью от сердечного приступа. Тетки говорили, что она переживала не столько из-за смерти дочери, сколько из-за пересудов, которые могли начаться. Она боялась своего же оружия, отравилась своим же ядом. А через несколько месяцев, идя по соседней улице, я увидел спившегося мужика с выбитыми зубами, который был одет в грязные обноски. Мужик беспокойно спал на асфальте, прислонившись к пивному ларьку. Когда-то это было отцом маленькой Кати, которая так хотела понять, почему же на самом деле лопаются мыльные пузыри.

____________________________________________

рецензия от плохого полицейского

Човаще происходит? Впечатление, что все герои капитально на чем-то сидят. Особенно суицидная девочка-истеричка. Яебал эти амфетамины. Высшее образование автора никуда не делось, отчего тетки-сплетницы и мамашка-алкашка чересчур умны для дворовых троллей. Перебор. Перебор везде, от злоебучего голливудского пафоса до натянутых диалогов и аж сразу двух машин, с узнаваемой жестокостью "Машины-убийцы" размазавших несчастную по асфальту. Я не верю в этот ваш "пиньк". Нет, текст-моралофаг меня не убедил.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский.

ирланорецензия

Аахахххахахахахахахах xD Автор, спасибо! Это было великолепно. Я долго и радостно смеялся (и еще я хлопал в ладоши). Я раньше тоже что-то подобное писал.
п.с.: мой Вам совет - не расстраивайтесь. Не все так в нашем социуме хуево.
Жизнь - неплохая, тащемта, штука.
И пишите, конечно же, еще. :3

за ваше здоровье,
 дерганный ирландец.

рецензия от хорошего полицейского

Пока ирландец громко ржет и хлопает в ладоши, я, пожалуй, посижу в уголочке, роняя слезы над несчастной Катенькой.
Текст написан очень хорошо. Характеры - живые, я в них верю, прямо вижу этих теток и хочу их уебать цветочным горшком с моего подоконника. Диалоги - прекрасные. Жизненный текст, если бы не настойчиво прущая в глаза мораль. Но, в конце концов, это же цель ориджа. Объяснение "пыньк" безумное, конечно - that mad mad world, впрочем.
Вы, батенька, Достоевский. Я не мог читать его в школе - плохо переношу морализаторство и кромешный мрак, хотя в остальном он гений. Автору - почет и уважение.

с уважением,
 хороший полицейский.

рецензия от шерифа

Подытожу полярные мнения участковых: текст в целом хорош, но чересчур моралистичен. На любителя. В любом случае, текст не оставляет равнодушным, это большой плюс автору.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: ориджинал, G

---

Обмен баннерами

[шериф]

Сообщества, которые любезно помогли нам с рекламой - мы, участковые, искренне благодарим вас и ответно размещаем баннеры.
Ссылка на этот пост "Наши друзья" будет поставлена в эпиграф.
Желающие обменяться баннерами - кидайте в комменты.

One Piece, Elquadra, Prelude, HP, Whouniverse, Death Note и многие-многие другие

@темы: административное

---

[Рецензия #27]

[шериф]

Название: When the soul cries
Автор: Chester Cherry
Фендом: Linkin Park
Объем: мини
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Пейринг/Персонажи: Bennoda
Саммари: ... В сердце живёт февраль... В сердце живёт боль...
Дисклеймер: Все права на персонажей принадлежат персонажам. Навеяно фиком Просто Маши "Симфония любви"
Предупреждения: Возможны сцены насилия, секса, употребления наркотиков/алкоголя, суицида; маты, AU.

текст

1. Голос (Yiruma - 꿈속에서 (Piano Solo)

"... В сердце живёт февраль...
В сердце живёт боль...
Глаза устремлены вдаль...
Теперь играют главную роль...
Ведь ты уходишь.
И мне остаётся лишь наблюдать...
Ведь ты уходишь.
И мне теперь не стоит тебя ждать..."
Смолкают все звуки. Теряется среди огромных комнат тихий мужской голос. Затихает последний аккорд, сыгранный на старом чёрном фортепиано. Огромный загородный особняк погружается в тишину.
Лишь далёкие удары маятника в гостиной.
Тихий вздох. Звук битого стекла. Едва слышные ругательства. И вновь темнота, тишина. Лишь лунный свет.
Распахнутые окна, двери. Холодный ветер гуляет по огромным комнатам дома.
Стильный дизайн комнат, роскошная мебель, дорогой декор... И пустота... Будто недавно съехали хозяева... Пустая кухня, гостиные, столовая, спальни, ванная, туалет... Везде пусто.
И лишь в огромной каминной, где из мебели лишь потайные шкафы да маленький диванчик, посередине старое чёрное фортепиано, где балкон обустроен под зимний сад, окна из комнаты на балкон — вертикальные фонтаны, а окна балкона закрываются лишь в ненастье, стоял мужчина. В лунном свете его неподвижная фигура казалась мраморной. В лунном свете на полу искрились осколки разбитого графина, пролитая вода.
Было безумно холодно, но мужчина не замечал ветра, гуляющего в комнате. Его волновало другое. Он стоял, потупив голову, и держался левой рукой об крышку инструмента.
Если б не опора, он бы давно упал.
Луна скрылась за облаком.
В каминной стало темнее.
Парень подошёл к потайному шкафу, открыл дверцу, взял оттуда две чёрные свечи.
Он глубоко вдохнул воздух, чтоб не заплакать. Как бы ему не было плохо, он не мог себе позволить слёз. Просто не мог.
Поставив свечи на крышку фортепиано, он зажёг их зажигалкой. Он никогда не пользовался спичками. Даже если на сигареты с зажигалкой уходили последние деньги.
Центр комнаты озарился слабым светом от пламени свечей. Такого же тревожного, неспокойного, как и чувства мужчины.
Не было сил больше так стоять.Он сел за инструмент и начал играть.Тихая, неуверенная мелодия нарушила тишину дома. Вместе с музыкой оживают и неприятные, режущие сердце воспоминания.
Воск стекает на крышку фортепиано и застывает. Он закрывает глаза и уже играет на ощупь, доверяя лишь чувствам и памяти. Ещё мгновение и слеза, скупая мужская слеза падает на клавиши, а в следующий миг уже стёрта. С каждым мгновением звук становился громче, настойчивей, быстрей. По щекам, слеза за слезой, стекает боль, обида. Уже невозможно сдерживать себя.
Пламя свечей чуть не гасло от сквозняка в комнате, качание головы играющего в такт музыке. Оно раз за разом то почти тухло, то загоралось с новой силой вновь, раскачиваясь из стороны в сторону.
Такие горячие, такие обжигающие, слёзы стекали по щекам, оставляя после себя лишь влажный след. И больше ничего. Совсем.
Лунный свет, пламя свечей, музыка и слёзы. Руки, объятые нарисованным огнём, извлекающие звук из инструмента. чёрный воск, медленно растекающийся по верхней крышке фортепиано. Вода, стекающая по стеклу, вперемешку с болью. Вперемешку с опустошённостью.
Он повернул голову у двери. Ему казалось, что его кто-то тихо позвал: "Честер"
Мужчина встал из-за пианино и направился к выходу из комнаты. Свечи потухли. И теперь лишь две тонкие струйки дыма, приобретая причудливые формы, поднимались вверх и растворялись.
Разбитый графин и пролитая вода всё так же искрились на полу в лунном свете.
Честер закурил сигарету. Слишком резко затянулся и закашлялся.
— Чёрт!
Его окутала тьма. Тишина наваливалась тяжёлым грузом. Казалось, что в этом пустом коридоре спёртый, бедный кислородом воздух. Было тяжело дышать. Холод пронизывал до костей.
Он вновь услышал зовущий его голос. "Боже, какой знакомый голос..." — пронеслось в голове. Теперь он понял, откуда его могли звать — из его спальни. Мужчина пустился в бег. Но когда он добежал туда, там было совершенно пусто.
Честер выругался про себя.
Он опять услышал зовущий его голос. Тоже мужской. Такой до боли знакомый и очень родной. Но он никак не мог понять, чей. И вроде мысль вертится, но он никак не может ухватиться за неё. Теперь голос доносился снизу. Беннингтон молниеносно спустился по лестнице вниз.
Вновь тихое: "Честер..." из кухни. Парень невольно ахнул, он понял, уто его звал. И не мог поверить. Он поспешил в кухню. Но там пусто.
Честер прижался спиной к стене.
"Господи, на что я рассчитывал? Он же ушёл! Ушёл, хлопнув дверью. Даже не дослушал меня. Как я мог поверить что он... Что мой Майки остался? Как? Господи, какой я идиот, а! Я кретин, последняя сволочь! Майк никогда меня теперь не простит... Он скорее застрелит меня. Так мне и надо. Боже, какой же я идиот..."
С каждым словом, возникающим в мыслях, он съезжал вниз по стене. И когда он оказался на полу, то просто закрыл лицо руками.
Тишину дома разрушили тихие всхлипывания — Честер стыдился собственных слёз, но сдержаться никак не мог. Уже.
Он ненавидел себя за всё. Он жалел, что родился на этот свет, ведь он умел только одно — крушить чужие души, жизни. Когда-то это была Саманта... Ещё до его уезда в Калифорнию. Потом Талинда. А с ней и Анна. А теперь и Майк. Но девушек ему было не жаль. жаль его. Майкла Кенджи Шиноду.
Он разбил сердце ранимого гения. Разбил сердце по глупости. По пьяни. Разбил в единый миг всё то, что они так бережно собирали вместе все эти пять лет. Всё то, что оберегали все эти пять долгих лет. Единым разом перечеркнул всё прошлое.
Было больно осознавать, что он убийца. Убийца надежд, чувств. Убийца радости, счастья.
Было больно понимать, что он ничтожество. Что он в этой жизни ничему не научился, лишь вс крушить, рушить.
Вдруг в голову пришла жуткая мысль — если он так мешает другим, то зачем он живёт? Не проще ли покончить жизнь самоубийством?Не легче ли залезть в петлю или взять в руки нож?
Парень поднялся с пола, подошёл к столу, где стояла подставка с ножами и взял один, побольше, в правую руку. Парень уже приложил острое лезвие к левому запястью, но что-то остановило его. Страх смерти? Нет. То, что своей гибелью он сделаает хуже не себе. А Майку. Тот не сможет потом жить спокойно.
Нет, Беннингтон никогда не сможет этого сделать.
"За что?"

2. Мысли.

Догорают последние угли в камине. Но это не делает комнату теплее.
Лишь холод. Пронизывающий холод и иступленная боль.Лишь ненависть. Ненависть, затуманивающая любовь. Ненависть, убивающая всё на своём пути. И обида. Горькая обида. Обида за то, что всё оберегаемое ними, он так просто разрушил. А вместе с ней и его душу. Душу Майка.
Пять лет. Долгие пять лет они собирали кусочек за кусочком, осколок за осколком, чтоб сложить разноцветный пазл их собственного счастья. Но всё, что они нашли, они в одночасье потеряли. В одно мгновенье. И из-за чего?
Потух последний уголь. От камина всё ещё шёл жар, но это не согревало. А заставляло мёрзнуть только сильнее. Потому что в душе было безумно холодно.
Когда душа плачет... Её тепла ничтожно мало, и этого не хватает на то, чтоб согреть тело. И ни тепло огня, ни тепло солнца не поможет. Только тепло другой души, тепло другого человека.
Но он ужасно одинок сейчас. Внутри него всё разбито. На мелкие осколки.
Если бы он знал, что всё так обернётся...
Майк встал с пола и открыл и открыл окно. Он надеялся, что этот холод дождя отрезвит его, но нет, парень лишь сильнее ощутил боль души.
Из-за Честера он разбил сердце Анне, но ради чего? Чтобы самому оказаться на её месте? Чтоб сейчас сидеть разбитым в деребезги? Чтобы сожалеть о всём потерянном? Чтоб его внутренности леденели от воспоминаний? Чтобы он, Майкл Кенджи Шинода, чувствовал себя бессильным? Чтобы темнота скрывала его безумную боль?
Мягкий ковёр из натуральной шерсти казался жёстче земли; уютные диван и кресла, но сейчас он посчитал их до ужаса неудобными; зеркальный потолок и панели цвета молочного шоколада делали комнату просторней, но сейчас стены давили на него, и парень чувствовал себя запертым в клетке из дерева, стекла и бетона.
Одиночество съедало его. Он мог попросить кого угодно составить ему компанию, поговорить с кем-то... Любой бы откликнулся. Но Майк не хотел. Не хотел, чтоб кто-то видел его слабым, помогал ему. Он не хотел. Не хотел чувствовать себя в чём-то нуждающимся. Не хотел, чтоб кто-то его жалел. Не хотел, чтоб кто-то видел, как его душа плачет и медленно умирает.
И потом... Многие видят в нём знаменитость, а не простого человека со своими нуждами, проблемами, обидами, целями. Многие вели себя рядом с ним неестественно, и Майк это чувствовал. Все играли какие-то роли, были кем угодно, но только не собой. И лишь один человек был тем, кем был на самом деле. Пусть у него был взрывной характер. И всё же он был собой.
Но всё же Майк ошибся. То, что они нашли, они потеряли. По его вине, Честера. Идиота Честера Чарльза Беннингтона.
К горлу подступил неприятный ком. Всё, чем они так дорожили, ради чего жертвовали буквально всё... Всё оказалось ложью, игрой...
Стало щемить сердце.
Когда плачет душа... Не всегда лицо влажно от слёз. Не хотелось плакать. Ведь слезами горю не поможешь.
Одиночество. Такое жгучее. Но так даже легче, намного легче собраться с мыслями. Легче понять, кто он на самом деле сейчас, куда ему идти, к чему стремиться.
И лишь лунный свет. Холодный, печальный, от которого в душу, в плачущую душу закрадывается ещё более сильная грусть. Только лунный свет и он.
Майк сидел на меховом ковре в позе лотоса, склонив голову. Его сгорбленная фигура вызывала жалость и сострадание. За последние полчаса он не сдвинулся ни на дюйм, в темноте можно было сказать, что это не человек, а статуя.
Как же он хотел стать бездушной мраморной фигурой, не чувствовать ничего: ни боли разочарования, ни сожаления о потраченном времени, ни этой непонятной грусти, ни жалости к самому себе... Ничего. Совершенно. Он готов был вырвать своё сердце, чтоб оно не ускоряло предательски свой темп при каждом воспоминании...
Непонятный стук по карнизу. Один... Два... Пять... Десять... Дождь. Нечастый гость в этом городе...
Небо тоже плачет. Вместе с душой. Плачет о потерянном счастье. Вода стекает по стеклу, карнизам. Потоками стекает по асфальту, смывая всю грязь, пока не доберётся до канализационных решёток. Если бы дождь помог избавиться от назойливых воспоминаний. Но увы, это почти невозможно. Есть лишь один выход. Забыться.
Стало темнее. Он только сейчас заметил, что идёт дождь. Лишь сейчас заметил, что луна исчезла за тучами.
Не хотелось включать свет. И без него слишком неприятно.
Настроив свет торшера, Майк принёс из своей мастерской альбом, краски, кисти, карандаши. Он поудобней устроился близ торшера и ни о чём не задумываясь, рисовал на бумаге что-то... Он не видел, что он создавал на на белом листе, но когда через полчаса будто очнулся, сердце лишь сильнее сжало от боли и грусти. На него смотрели любимые и одновременно ненавистные глаза, он видел самую прекрасную и одновременно самую уродливую улыбку на свете... А в нижней губе металлическое колечко, с которым связано столько сладостных воспоминаний... Он не мог понять, почему... Ведь он ненавидит этого человека... Или любит?
Всё выпало из его рук. Горячая, горькая слеза скатилась по щеке. Почему? Почему так сложно отпустить? Ведь всё, конечная станция, финал фильма, конец... Постскриптума нет. Не дано. Зачем тогда всё это? Зачем себя так терзать?
Он мучительно закрыл глаза.
"... Почему?.. Честер... Ты же всё решил за нас двоих... Почему же теперь так? За что мне такое наказание? Это же не я..."
Ещё одна слеза покатилась вниз по щеке, оставляя влажный след. Вновь перед глазами предстали неприятные воспоминания.
"... так сделал.
Честер... Если б ты знал, как мне сейчас тяжело, больно, обидно. Зачем так подло ты поступил, а?"
Парень едва вздохнул и выключил свет. Дождь всё так же стучал по окнам и карнизам. Небо всё ещё плакало.
Он встал и пошёл на улицу, в дождь.
"О чём ты думаешь сейчас, Честер? радуешься, что это конец? Сожалеешь о зря потраченых годах? Жалеешь о случившемся? Хочешь всё вернуть? Даже если и хочешь, то это уже почти невозможно... Если бы ты знал, как глубоко ты вонзил мне в спину свой нож. И выстрелил в сердце. Такие раны, они ведь не заживают уже никогда... И болят..."
Дождь пустился ещё сильнее. Майк вымок до нитки в один миг. Но ему было плевать на это с высокой колокольни. Стекающая по телу вода только успокаивала.
" Честер... Как такое может быть — м с тобой плохо, а без тебя ещё хуже? Чёрт, как же я тебя ненавижу... Что не могу выбросить из своей головы... Не могу разлюбить... Я знаю, ты не придёшь... Но я хотел бы... Но ты меня даже не слышишь... Приди, прошу... Приди... Разгони эти чёртовы тучи..."
В голове созрела ужасная мысль.
"... Или я просто умру..."

3. Город чёрного цвета

Ночные улицы Лос-Анджелеса рассекал шикарный Ferrari. Дождь лил как из ведра.
На огромной скорости он летел на другой конец города. Ему нужно было всё объяснить.
Дворнико лобового стекла не справлялись с водой, и стекло стало похоже на фонтаны в зимнем саду его дома...

...Он едва улыбался во сне. Честер убрал прядь волос с его лба и поцеловал. Губы Майка расплылись в ещё большей улыбке. Он решился на большее. Только губы одного парня коснулись губ второго, как тот открыл глаза и прижал к себе перепугавшегося Беннингтона.
— Я тебя разбудил...
— Пустяк. Мне даже понравилось...

Он лишь горько усмехнулся. Пять лет назад. Они только поняли, что не могут друг без друга. А теперь по его вине всё потеряли.
Фонари, тротуары, ночные клубы, закрытые магазины — всё одно и то же, серое, одинаковое, монотонное. И его машина, словно чёрная молния, рассекает это однообразие. А в голове только воспоминания...

— Чёрт, Талинда, что ты хочешь от меня?
— Я? Правду и только правду, Беннингтон!
— Ты уверена что...
— Да, твою мать, хочу! Очень!!! — она сорвалась на крик.
— Хорошо, я люблю другого человека.
Глаза девушки стали по полцента.
— Ты хочешь сказать, что... парня? Почему ты раньше не сказал, что... предпочитаешь мужчин? — в её голосе было слышно, что Талинда вот-вот заплачет.
— Я не знал... До сих пор...
— Я тебя не понимаю... Просто не понимаю. Можешь не провожать, сама дорогу найду.
— Только... Не пойми меня неправильно...
— Что тут не понимать. Мне просто не нашлось места в твоей жизни. Только один вопрос. Кто он?
— Майк.
— Может, он и сделает тебя счастливым...
И просто ушла...

Зазвонил телефон. Дурацкая смс от оператора...

...— Я знаю, что у тебя козырный туз! Блин, я продул...
— Какой ты догадливый, Шинода! А теперь время исполнять желание.
— И что же ты хочешь?
Они довольно часто играли по вечерам в дурака на желание. Обычно выигрывал Майк, но не сегодня.
— Я хочу... Что же я хочу...
Он задумался на миг
— Я хочу... тебя.
— эй, чувак, ты с Луны свалился? НЕТ!!! У нас обоих есть девушки...
— И что?
— У тебя нет желания попроще?
Он покачал головой.
— Чтоб ты сдох, козёл! Хорошо. Только поцелуй. Не больше. И делаешь это ты.
— Тогда ложись.
— Это ещё зачем?
—Чтоб не сбежал.
Тот послушался. Робкий, спрашивающий поцелуй в губы. Никакой реакции. Ещё один поцелуй. Ему казалось, что он просто украл их... Украл два прикосновения к этим мягким, бархатным, слегка полноватым губам. Поцелуй за поцелуем, касания кончиками пальцев атласной кожи лица, но нет, Майк не поддавался на эти несмелые ласки. Честер был огорчён. Неужели настолько Майку плевать нанего, что он так холоден и неприступен.
Он и сам не заметил, как маленькая слезинка навернулась на глазах, резко покатилась по лицу и сорвалась вниз, на лицо Шиноды.
Тот лишь слабо улыбнулся. Ещё один поцелуй, такой же несмелый, как и предыдущие, и Майк прижимает Честера к себе. Спрашивающий, несмелый поцелуй переростает в нечто большее, в настоящий, во взрослый, с переплетением языков, с лёгким покусыванием губ, со слабой нотой нежности в окене страсти поцелуй....

... Боль кольнула сердце. Разве это ещё повторится с ними? Смогут ли они быть вместе опять? Парень на секунду закрыл глаза. Нельзя было забывать, что он за рулём. К горлу подкатил неприятный ком.
— Да сколько можно пускать сопли, чёрт подери!!! — яростно проорал он...

... Полутёмный коридор ночного клуба. Всё плывёт перед глазами. Ухо божигает горячее дыхание.
— О Честер, я слышала, что ты очень хорош в постели...
— Ну и от кого?
— От Майка.
Эти слова... Как гром средь ясного неба.
— Ты его видела?
— Расслабься, ты весь напряжён.
Выпитое спиртное затуманивало разум, но он отчаянно сопротивлялся.
— Может не надо?
— Успокойся, Чез, всё хорошо...
Она лизнула мочку уха парня. Его бросило в дрожь — случилось то, чего он меньше всего хотел и больше всего боялся. По коридору шёл Майк и, судя по его обеспокоенному виду, он искал Честера. Его лицо в миг переменилось, когда он увидел мужчину, да ещё и не одного.
— Отпусти, Анна! Майк, подожди, я всё объясню!
Но он уже шёл к выходу.
— Майк, подо...
— Что я тебе такого сделал, что ты мне изменяешь? Да ещё и с моей бывшей девушкой? Причём которую я бросил ради тебя, потому что думал, что ты меня любишь, что я тебе правда нужен... Ради тебя, придурок!
— Может... Давай всё решим у меня дома? Здесь как-то...
— Ну раз тебе, — он перебил Честера и нарошно сделал ударение на слове "тебе", — раз тебе так удобно, то мне всё-равно, где...

... Майк нервно расхаживал по гостиной в доме Честера.
— Как мне это понимать, скажи?
— Пойми меня, это не я...
— А кто тогда? Не ври мне, Беннингтон! Не ври хоть сейчас. Как давно?
Он поперхнулся:
— Что?
— Не паясничай. Как давно ты изменяешь мне?
— Майк, ты что, рехнулся? Последние мозги в студии просидел?
— Я хоть в студии время провожу, а ты в ночных клубах с шалавами зажигаешь! Чувствуешь разницу, а?! Нет?! Да тебе чихать на меня с высокой ёлки, просто похуй, есть я на этом белом свете или нет. Но мне не наплевать, понимаешь? Я пытался быть для тебя и другом, и братом, и любимым, и любовником, но тебе по барабану на все мои усилия. Всё, что мы пытались сохранить все эти пять лет, ты всё разрушил сегодня одним махом. Ты просто уничтожил меня, Беннингтон, ты хоть это понимаешь, а?
— Майк, я не...
— Я не хочу слышать твоих нелепых оправданий. Можешь не напрягаться, я и сам уйду.
И он ушёл, не дав ничего сказать...

Он ехал на предельной скорости, будто боялся опоздать.

4. Боль воспоминаний.

Дождевая вода стекала по его влосам вниз. Из одежды можно было выжимать воду, обувь тоже была полна воды. Сам Майк лежал на холодном, мокром асфальте парадной дорожки, с закрытыми глазами, и его тело сотрясалось от беззвучных рыданий. Душа отравлена случившимся, он не может встать с холодного мокрого бетона — не хватало сил... Не хватало желания...

...— Мне даже понравилось...
С этими словами он понял всю чудовищность и прелесть прошлой ночи. Они действительно были близки этой безлунной ночью. Он совершил ужасное, изменил Анне. с Честером. С лучшим другом. И не чувствовал угрызений совести. Напротив, внутри него образовался пушистый комочек, гревший душу своим теплом, а "в животе бабочки водили свои языческие хороводы" (by Anhelle).
Недавняя дипрессия куда-то исчезла без следа. Будто именно этого Майк хотел столько времени. Он испугался, когда понял, кто он на самом деле. Он никогда не переступал рубеж. Но всё бывает впервые. И этого "впервые" он ужасался и боялся. А рубеж оказался таким призрачным... И теперь ему всё-равно. Он знает, чего хочет, и как ему быть дальше.
— Честер.
— Да, малыш.
— Зачем?
— Что именно?
— Зачем мы это сделали, зачем занялись любовью?
— Ты не поверишь, но я люблю тебя, потому что ты мне нужен.
Парень ожидал и худшего. Вдруг он поспорил с тем же Джо, что переспит с Майком?
— А ты что подумал?
— Теперь это не имеет никакого значения.

...Он не мог теперь сказать, правда это была или ложь...

...— Беннингтон, очнись.
Тот был пьян в стельку.
— Беннингтон, да чтоб тебя! Очнись, кому говорю!
— О, Майк... Привет...
— Сколько ты выпил?
— Ни капли. — пьяно пролепетал Честер.
— Не надо лгать. Мне. — сквозь процедил Майк. — сколько ты выпил?
— Бутылку... Рома... Чёрного... Устраивает?
— И по какому поводу?
— Неважно.
Парень зло зарычал:
— Говори, пьяница, из-за чего!
— Талинда... Она ушла...
— И это повод, чтоб напиться в хлам?
— В моём... случае... да... Боже... Как хочется пить... Майк, принеси попить... пожалуйста... — парень понемногу трезвел.
—Хорошо.

...Сколько раз он вытягивал этого Честера... если не Майк, то этот горе-человек давно бы сыграл в ящик...

... В её глазах стояли слёзы.
— Анна, не плачь, прошу тебя...
— Майк... Почему ты раньше не сказал? Ты же знаешь, что последние два месяца превратились для нас в ад...
— я не хотел расстраивать тебя...
— Майк... Ты же понимаешь, что... Ты бы мог просто сказать, что разлюбил. Зачем было затягивать? Зачем было мучить нас обоих?
— Я... люблю другого...
— Другого? Другого, Майк? Значит, всё это время я была только другом?
— Не всё время, Энни...
— А сколько, Майк? Сколько? Ну скажи! Ведь всё равно это конец. Больше нет ничего. Тупик.
— Полгода.
Девушка закрыла лицо руками.
— Ну почему? Почему не сказал раньше? Тебе нужен разве скандал? Разве тебе нужна ложь? Разве тебе оно всё надо?
— Нет...
— Я всё понимаю. Но не ложь и измену, Майк... Уходи. Оставь меня в покое...

...Безумно холодно... Безумно холодно сердцу. Зачем было приносить в жертву чувства девушки, если она не оправдала себя?...

...Теперь
он мог понять, каково оно, когда уходит тот, кто стал частью тебя.
Теперь он понимал, почему Честер напился из-за ухода Талинды. Он и сам хотел осушить пару бутылок мартини, но совесть, вездесущая совесть никак не позволяла.
Уход человека, с которым ты провёл не один год и доверил ему не один десяток секретов — это действительно огромная потеря. Особенно, когда этот человек обеспечивал регулярным сексом, окружал любовью. Но Майк не любил Анну. Скорее, это была иллюзия любви, дружба, привязанность. Всё что угодно, но не любовь. Лишь влюблённость
поначалу. Но так или иначе, внутри него образовалась пустота...
Огромная зияющая пустота, требующая немедленного заполнения.
Он мог позвонить матери. Тем более, они уже давно не разговаривали. Но как бы он сказал маме? " Алло, мам, привет, меня бросила Анна, потому что я педик"? Нет, это глупо и некрасиво. Он уже достаточно взрослый для того, чтоб жаловаться маме. Позвонить Джею? Хоть он и хороший брат, но может просто не понять. А потом всё выложит родителям. Дохлый номер. Однако. Хотя... Нет, без вариантов.
Честер. Ему можно довериться. Он и выслушает, и совет даст, и стакан виски предложит, а надо будeт, и пощёчину даст, чтоб отрезвить затуманенный разум.
Парень набирает заветные цифры, звонит. Несколько гудков, и на том концe провода ответил уставший мужской голос:
- Я слушаю...
- Честер, это я. Можешь ко мне подъехать?
- Жди через час. - тот ответил без лишних вопросов.
- Жду, пока...

... Он всегда приезжал. Всегда. Но приедет ли он теперь, после всего того, что Майк ему наговорил?..

... - Майк... Майк, очнись... Прошу тебя, очнись! - с мольбою в голосе просил Честер.
Он всё слышал. Но не мог ответить. Он всё слышал. Но не видел. Не мог даже пальцем пошевелить.
Не видел, как Честер, весь измученный, склонился над ним. Лишь чувствовал его обжигающее дыхание. Он не видел слёз парня. А чувствовал, как они капельками слабой надежды падают на его щёки. Чувствовал солёные от слёз губы любовника на своих губах. Чувствовал, как его ледяные ладони сжаты в чьих-то горячих руках. Не видел, но ощущал всем телом боль рядом сидящего. И это всё рaзрывало его сердце. Но он ничего не мог сделать.
Он слышал, как прибор измерял его пульс, такое противное медленное пикание, режущеe ухо. Не имея возможности видеть, у нeго обострились слух, осязание, ориентация
в пространстве. Он мог спокойно сказать, что примерно дeлают рядом стоящие люди, слышал каждый шорох, чувствовал любое, даже мельчайшее движение воздуха.
Последнеe, что он помнил, прежде, чем попасть сюда, это, что он выпил стакан воды, который ему предложила бывшая. А потом пустота, затягивающая чёрная воронка.
Ещё один украденый поцелуй, и в следующий миг он уже идёт по тёмному тоннелю, а впереди непонятный яркий свет, с каждым шагом всё ближе и ближе. И вдруг громовой голос: "Тебе ещё рано!", резкий толчок, и теперь он видит своё бездыханное тело, суетящихся врачей и Честера, совладавшeго с собой и яростно кричащего, кaк в Оnе Stер Сlоsеr: "СУКИ, СДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ!!!" И это противное неприрывное пиканье вновь режет ухо. Это всё выглядeло б забавно, если не одно обстоятельство - это было на
самом деле.
- Готовьте электошок!
- Есть!
- Разряд!- Есть!
Лёгкое покалывание в области сердца.
- Нет пульса. Разряд!
- Есть!
Его ударило током, рeзкая боль, вздох, и на него смотрит врач.
- Будет жить! Парень, ты родился в рубашке - тот яд, который ты выпил по ошибке, смертелен...

..."Почему
я не умер тогда? Почeму ты пожалел меня, Всевышний? За какие грехи мне теперь приходится так мучиться? Что я не так сдeлал? Где согрешил, где?!"
Дождь только усиливался. А мужчину всё мучили воспоминания...

... Так много пространства... Где же искать этого чёртова Беннингтона? Опять смылся куда-то, а Майку его как всегда искать.
- Извините...
- Да? - к нему повернулась весьма симпатичная девушка.
- Простите, вы не видели случайно парня лет двадцати пяти, в чёрной футболке, такого же цвета широких джинсах и с белыми волосами? У него ещё от запястьев до середины предплечьев тату в видe пламени.
- К сожалению, нет. Может, ваш друг в коридоре? В любом случае стоит проверить.
- Спасибо за совет.
- Не за что
Девушка послала ему воздушный поцелуй и скрылась в толпе.
Майк последовал ее совету и пошел к коридору. Всюду люди, но нужного человека он все не мог увидеть. Может он не в коридоре, а где-нибудь еще? Нет, стоит посмотреть. Почему коридор такой длинный?
"Честер, где тебя черти но..."
Всё помутнело, померкло перед глазами, исчезло в небытьё... Мир перевернулся с ног на голову. Шок парализовал тело.
Он только едва прошептал: "Честер..."
- Отцепись, Анна! Майк, подожди, я всё объясню!
Но Майк бежал к выходу. Внутри него всё было разбито, сметено ураганом. Как он мог?
— Майк, подо...
— Что я тебе такого сделал, что ты мне изменяешь? Да ещё и с моей бывшей девушкой? Причём которую я бросил ради тебя, потому что думал, что ты
меня любишь, что я тебе правда нужен... Ради тебя, придурок!
— Может... Давай всё решим у меня дома? Здесь как-то...
— Ну раз тебе, — он зло выделил слово "тебе", — раз тебе так удобно, то мне всё-равно, где...
— Майк, это всё ложь...
— Как мне это понимать, скажи?
— Пойми меня, это не я...
" А кто тогда Анну целовал, я что ли?
— А кто тогда? Не ври мне, Беннингтон! Не ври хоть сейчас. Как давно?
Он был готов в этот миг обвинить парня во всех грехах.
Он поперхнулся:
— Что?
"Ещё и глухой."
— Не паясничай. Как давно ты изменяешь мне?
— Майк, ты что, рехнулся? Последние мозги в студии просидел?
— Я хоть в студии время провожу, а ты в ночных клубах с шалавами зажигаешь! Чувствуешь разницу, а?! Нет?! Да тебе чихать на меня с высокой ёлки, просто похуй, есть я на этом белом свете или нет. Но мне не наплевать, понимаешь? Я пытался быть для тебя и другом, и братом, и любимым, и любовником, но тебе по барабану на все мои усилия. Всё, что мы пытались сохранить все эти пять лет, ты всё разрушил сегодня одним махом. Ты просто уничтожил меня, Беннингтон, ты хоть это понимаешь, а?

"Ведь я отдавал ему себя полностью, без остатка... А он? А он лижется с Анной? Почему? Что я ему сделал?"
Его глаза. Оттенка молочного шоколада. Они не лгали. Никогда. Но он не верил им сейчас, он верил лишь себе.
— Майк, я не...
— Я не хочу слышать твоих нелепых оправданий. Можешь не напрягаться, я и сам уйду.

В нём поселилось сомнение — правильно ли он поступил? Может, Честер и не виноват?
... Так холодно... Ужасно холодно. До не возможности жёстко на асфальте. Нет сил встать. Парализовало каждую клеточку тела.
Он был готов умереть здесь, под покровом плачущего неба, чтоб оно оплакивало его.
Он чувствовал, как внутреннее тепло стало медленно покидать его. Он хотел умереть, но боялся уйти, не увидев последний раз эти тёплые, нежные глаза цвета молочного каппучино. Боялся, что не успеет простить его за всё. Он верил, что Честер услышал, почувствовал, но всё же было страшно. Он не боялся смерти. Он боялся, что любимый не успеет. Ему лишь двадцать пять, а он уже во второй раз смотрит смерти в глаза. И в этот раз она его точно заберёт, он это знал. Он хотел умереть, но боялся, что не почувствует шёлковых губ любовника на своих губах. Он боялся, что больше никогда не почувствует тёплых ладоней на своём лице, боялся, что никогда не будет заключён в его крепкие объятья, что больше никогда не увидит его, Честера. Маленького, беззащитного Чеззи Чеза.
Его Чеззи. И больше ничьего.
Он хотел умереть, но боялся, что Честер уже не застанет его в живых. И ради этого... Он хотел ещё пожить, чтоб дождаться, сколько бы не прошло времени. Но внутреннее тепло, против его воли, покидало его слабеющее тело.

5. Найти и потерять

Включаем Within Temptation - All I Need

К воротам огромного загородного дома подъехал автомобиль и остановился. Из салона вышел мужчина лет двадцати пяти в чёрной толстовке и такого же цвета штанах. Он вымок за несколько минутдо последней нитки. Было трудно что-то увидeть на расстоянии вытянутой руки, но ему было по барану на осенний ливень.
Подойдя к кованым воротам дома,мужчина дёрнул за ручку входной калитки. Та нe поддалась. Он и не надеялся, чтодля нeго будет открыто. Порывшись в карманах, парень достал связку ключей и дрожащими руками начал искать нужный. Он вспомнил давно сказаные слова: "Я даю тебе ключи от моего дома, потому что мой дом - твой дом". И улыбку любимого человека в то мгновение. Парень тряхнул головой, чтоб отогнать назойливые воспоминания.
Тряслись замёрзшие пaльцы, замок всё не хотел поддаваться, парень тихо ругался. Щелчок, грохот ударившейся двери об ворота, немой крик. Майк. Его Майк.
Его Майк, бeз сознания. На дорожке. Под проливным дождём. Господи, неужели он всё же опоздал? Внутри всё сжалось в комок, потом взрыв с силой миллиона звёзд. Он побежал сломя голову, упал на колени перед телом парня, склонился над ним.
- Майк... Очнись, прошу... -кончиками пальцев он коснулся лица парня. - Ты меня слышишь, Майк? Боже, какойже ты холодный...
Ему даже не пришло в голову вызвать "скорую".
Веки Майка дёрнулись и открылись.Глаза цвета горького шоколада едва теплились огоньком жизни. Они почти перегорели.
- Честер... - голос был слаб,хрипловат. - всё же... пришёл... Всё-таки... услышал...
- Я не мог иначе, ты же знаешь...Майк, поверь мне, я не...
- Честер... Не оправдывайся...
- Майк?
- Честер... я хочу... чтоб тызнал... что я... знаю... что я верю... тебе...
- Малыш, но что с...
- Честер... прошу тебя...пожaлуйста... не трать... время... попусту...
- Нe вздумай так говорить. - онтихо пригрозил.
В сердце закралась непонятная злоба... Непонятно на кого... Непонятно почему...
- Пойми... Честер... Времени нет... Совсем... Солнце... Моё время... оно ограничено...
- Малыш, не уходи, прошу! Не бросай меня, пожалуйста! Майк, ты слышишь меня? Шинода? Майки...
Он едва коснулся губами губ парня. Контраст льда и пламени, живого и почти мёртвого, чувственного и равнодушно-нежного. Было до невозможности больно. От ненависти к себе. Ведь это он уничтожил душу любимого, из-за него жизнь покидает тело Майка под этим ливнем, а у него даже нет сил позвать на помощь. Майк умирает, а он лишь с болью внутри лежит рядом, готовый уйти вместе с любимым...
- Майк, останься, я позову напомощь...
- Честер... не надо... это... бeсполезно...
- Майк, малыш, прости меня,пожалуйста, прости... Ты мне нужен...
Беннингтон покрывал лицо возлюбленного нежными согревающими поцелуями. В тех местах кожа становилась чуточку теплее. Ладони Честера сжимали ладони Майка, отдавая им часть своeго тепла.
- Я знаю... Честер... Знаю... что это... всё она... Честер... Чеззи... Я... я не знаю... как так... вышло...
- Майк, возьми меня с собой...пожалуйста...
- Нет... ты должен... жить... Всё кончено... для меня... Пообещай лишь... одно... Что другие узнают... о нас...лишь тогда... когда пробьёт... твой час...
- Майк...
- Ты... должен... остаться... Я не хочу... чтоб эти... нелюди... терзали тебя... нашим прошлым... Тeбе ещё...жить... в этом мире... Честер...
Он ничего не отвeтил. Вновь столкновение льда и огня, живого и почти умершего, чувственного и равнодушно-нежного. Вновь мгновения любви и ласки, мгновения властности
и страсти, мгновения боли и прощания, последняя встреча карих и почти чёрных глаз...
- Честер... я люблю... тебя...Прости... за всё и... Прощай.
- И я... тебя...
Дыхание прервалось. Взгляд потух.Глаза Майка закрылись навсегда.
Он окончательно потерял всё то,что они вместе нашли пять лет назад.
Когда плачет душа... Искренне плачет, скорбит по гению музыки и изобразительного искусства, скорбит по любимому человeку... Скорбит по тому единственному, который был главным смыслом всей ничтожной жизни... Плачет и небо... Скорбит вместе с ним... Провожает умершего в далёкий, но уже в неземной путь...
И против этой невосполнимой утраты все эти пять лет короткой радости любви кажутся ничтожеством. Мгновением. Мгновением, полным счастьем. Ушедшим вместе с умершим счастьем.
По щекам Честера скатывались крупные слёзы. Если б они обернулись бриллиaнтами, то за них бы отдали сотни тысяч долларов. Но эти деньги всё-равно не вернут ему Майка. Eго Майка.
-... люблю...

Еnd
Сhеster Сhеrry

________________________________________________

ирланорецензия

Предупреждения: возможны сцены насилия над мозгом, элементы плохой поэзии, употребления наркотиков/алкоголя, закадровые попытки суицида.

1. Волос

В сердце живет февраль,
В сердце живет боль;
Глаза были бы устремлены вдаль,
Если бы не были потеряны в неравной схватке с пальцами;
Ведь разум уходит,
И его теперь не стоит ждать, после тонны небеченного текста, который можно использовать как альтернативу Вогонской Поэзии.

2-3-4. Мысли черных воспоминаний.

Текст был... какой-то не такой. Никакой даже. Возможно, Ирлан не был целевой аудиторией текста. Возможно, Ирлана не возбуждают игры с воском, искрящаяся луна, кислородное голодание, депривация и прочий гламурный БДСМ в модных бежевых интерьерах.

Но, так или иначе, внутри Ирлана образовалась пустота.
Огромная зияющая пустота, требующая немедленного заполнения.
Когда Ирлан плачет, то ни тепло чая, ни проточная вода не может его успокоить. Только алкоголь, теплом разливающийся в желудке, только он.
На столе стоял дорогущий Chivas Regal и Pivo Zhigulevskoe; Ирлан никак не мог выбрать.

5. Найти и уничтожить.

После долгого и продуктивного разговора с самим собой, мы, Ирлан, вывели: ангст на Руси перевелся. И беты. И еще много чего перевелось на Руси, поэтому, наверное, молодые перспективные авторы устремляют свой взор, полный надежд, на Запад (или Восток).

Творческих успехов вам, Глубоко Уважаемый Автор. Попробуйте написать не ангст. Было бы что-нибудь сюжетное или задорное - я бы попробовал сказать что-нибудь по существу.
Кампай!

душевные раны лечил
 дерганный ирландец.

рецензия от плохого полицейского

Мне хочется сказать всего три слова: ЁБАНЫЙ В РОТ!
Пора проводить среди начинающих авторов, страдающих от переизбытка гормонов во время пубертатного периода, наглядный анатомическо-физиологический курс в картинках «чем отличается мужик от бабы с членом», блеать! Чудовищная концентрация пиздострадальщины и утонувшие в соплях гг – это не круто и не романтично. Это просто бредовый пиздец, достойный публикации разве что в каком-нибудь эмобложике.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский.

рецензия от шерифа

Тексту нужна бета.
Также тексту с пометкой "слэш" нужно меньше женщин.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: Фандом: Linkin Park, фанфикшен, Слэш, PG-13

---

[Рецензия #26]

[шериф]

Название: Что снится?..
Автор: Рыбцарь
Фэндом: TES 3 Morrowind
Объем: виньетка
Категория: преслэш
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Пейринг/Персонажи: Нереварин, Дагот Ур
Саммари: Что снится Нереварину?
Дисклеймер: автор не имеет прав собственности на персонажей.
Предупреждения (если есть): Понимайте как хотите. Не бечено.

текст

Что снится Нереварину, только вступившему на землю Ввандерфела? Какие сновидения припасла ему Вермина в своих закромах? Облагодетельствует ли она его светлыми и легкими грезами, или запутает в клубке его собственных кошмаров?.. Но нет, Вермина коварна. Лаская спящего бродягу своей милостью, она знает, что не ей принадлежит честь выткать его разум нитками пепла. Не она тупыми иглами разорвет тонкое полотно его сознания. Поэтому, пусть спит, вечный путник. Воистину, эт’ Ада покорна слову Хермиуса.
Что снится Нереварину, которого нелегкая занесла в третьесортный трактир грязной Балморы? Что снится опытному авантюристу без завтра, без вчера, а только с сегодня? Чьи звезды сверкнут сегодня над забытым богами кабаком, чья луна загадочно подмигнет из-за суровых облаков? Мудра Азура и мудра сестра ее Ноктюрнал. Но не подвластна Повелительнице ночи та тайна, что укрыта пологом предрассветной дымки. Как сильно влечет ее загадка Лунной Матери! А та молчит, сурово молчит, устремив свой взгляд на небольшую харчевню, где спит ее юный Нереварин. Пусть спит.
Забота Азуры небезгранична. Она покорна слову Хермиуса.
Что снится Нереварину ночью, раз лоб его покрывается прозрачной испариной, а пальцы судорожно сжимают грубую ткань соломенной подстилки? Что снится Нереварину, когда раз за разом входит он в утро с испуганным криком на губах? «Ничего», - ответит он. А в глазах едва заметной влагой заблестит страх и вскрытые раны чужих воспоминаний.
Что снится Нереварину, когда его тело разрывает божественная болезнь? Когда заточенные кинжалы боли режут изнутри, вспарывая сознание, а пропарывая кожу и вылезая из под нее уродливыми кусками плоти, которые тут же срезают очищенным лезвием скальпеля юные жены-дочери Дивайта Фира? Чье имя кричит он в бреду, чье имя он лихорадочно шепчет на грани сознания, вертясь на кровати древнего волшебника? Шигорат с восхищением взирает на творение рук гения, Боэта отрывается от своих планов, чтобы посмотреть в широко распахнутые глаза Нереварина, Намира завистливо забормочет свое. Кто смог затмить Даэдра в искусстве изощренных пыток? Кто разжигает безумие ярче чем Принц Безумия, кто заставляет юное воплощение стонать сильнее чем мог бы заставить Князь Обмана, кто обошел царицу древней ночи в искусстве внушать ужас?
…Это потом, на вершине Красной горы, под луной и звездами, назло всем эт’ Ада прокричит Неревар Возрожденный имя дважды убитого, трижды правого и вечно ему преданного…
…И долго под небесами будет звучать это имя отзвуком древних колоколов неоплаканного дома…
«Ворин. Ворин. Ворин…»

__________________________________________

рецензия от плохого полицейского

При первом прочтении практически нихуя не понял, погуглил и все равно не проникся. Может, потому что я не в курсе фэндома. Может, потому что текст страдает от переизбытка кубического пафоса, когда очевидные вещи выражаются многоэтажными эпитетами и метафорами, к концу которых забываешь, к какому слову они относились вообще. Это как зеленые кружевные стринги: кому-то, может быть, нравится, а кому – глаза режет и жопу натирает.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский

рецензия от хорошего полицейского

Предупреждение "понимайте, как хотите" возымело свой эффект - я мало что понял.
Текст, безусловно, обладает узнаваемой стилистикой, в нем прослеживается влияние Перумова и Толкиена. Мне, как любителю классического фэнтези, понравилось.
Очень красивые описания, метафоры. Но слишком много имен для крошечной зарисовки, это запутывает. Хотя фанат Morrowind, конечно, все поймет. Возможно, если бы текст был побольше по размерам - чтобы все расписать - то это пошло бы ему на пользу. Потому что подобный стиль не подходит для виньетки, он больше подходит для эпической фэнтези в три-четыре тома.
Атмосфера фика мне понравилась, очень романтичная и загадочная. Кстати, Morrowind - прекрасная игра, и фик выдержан в ее духе. Красивый, узорчатый текст.

с уважением,
 хороший полицейский

рецензия от шерифа

Текст воспринимается сложновато. Романтичность - на грани с напыщенностью. Узконаправленный рассказ - "только для своих", мало кто извне поймет его. Ни да, ни нет, в общем.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: Фэндом: TES 3 Morrowind, фанфикшен, Слэш, PG-13

---

[Рецензия #25]

[шериф]

Название: Закаленные в любви (к родине)
Автор: Капитан Ангел
Фэндом: Аи но Кусаби
Объем: мини.
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: детский
Пейринг/Персонажи: Михаил Яснов/Данил Ракитин
Саммари: нет
Дисклеймер: все украдено до нас
Предупреждения: Текст написан в 2003 году

текст

Все ли сделал ты, чтобы вырваться из железного кольца,
чтобы вернуться в строй, сделать свою жизнь полезной?
© Островский, "Как закалялась сталь".

Утро у редактора литературного журнала "Читающий коммунист" выдалось тяжелым. Он, скрепя сердце ("скрипя сердцем", как написала недавно в своем сочинении его девятилетняя дочь), забраковал два фельетона и четыре очерка, три из которых были на важнейшую для района тему черной металлургии. Очерки он отправил на доработку деталей, но сам сейчас стоял перед новой сложнейшей проблемой — что ставить в раздел "Художественная литература". Требовался роман, который можно будет разделить на несколько частей, роман сильный, с ярко выраженной идеей...
От тоскливых мыслей редактора отвлекла секретарша, хлопнувшая на стол листочки с броским названием "Концепция данного художественного произведения отражает..." Он поднял листочки, буркнул: "Спасибо, Антонина Петровна", — и углубился в чтение...
Через несколько минут редактор дрожащей ладонью хлопнул по столу:
— Автора ко мне! Пусть несет рукопись...
Спустя полчаса он, блаженно жмурясь, готовился слушать роман "Закаленные в любви" ( "Имеется ввиду не буржуазно-мещанская, а любовь к Родине и товарищу Сталину", — объяснил название автор).
— Только... я не все буду излагать, а так, чтоб покороче, хорошо? — автор откашлялся и начал бегло читать листы из пухлой папки с ботиночными шнурками.
Закаленные в любви
Ранним утром, когда гудок на машиностроительном заводе возвестил начало утренней смены, шпалоукладчик бригады имени Безонцева Данил Ракитин вышел на улицу.
(— Это и есть герой? — прервал редактор.
— Да. — оживился автор. — На данный момент он еще не определился в выборе своего пути, и символизирует всю нашу молодежь, которая так часто становится жертвой происков империалистов.
— И что, он будет жертвой? — редактор тоже оживился.
— Не совсем, — отчего-то смутился автор. — Собственно, тут дальше про тяжелое детство. Это читать?
— Не нужно.
-Тогда я пропущу и продолжу...)
...На машиностроительный завод устроиться — это было давнишней Данькиной мечтой. Он с самого детства восторженно смотрел, как огромные машины...
(— Опять про детство? — поморщился редактор.
— Это про тракторы. Очень важно... — умоляюще прошептал автор)
... вспахивают бескрайние поля Родины, работая за сотню человек, и эти машины сами есть продукт идеи человека. Данька даже представить себе не мог, что сам может собирать у конвейера это железное чудо, так необходимое Родине.
Но пока он укладывал шпалы. И все потому что Даня Ракитин, черноглазый парень из простой рабочей семьи, рано оставшийся сиротой, не имел ни образования, ни профессии. В бригаду шпалоукладчиков имени Безонцева его привел случай, и такой же случай вот-вот должен был изменить его судьбу.
(— Случай нужно убрать. Судьбой советского человека распоряжается не случай, а... Партия, — нахмурился редактор.
— Я это и имел ввиду, — поправился автор.)
Сегодня, как и обычно, Даня пошел мимо сборочного цеха, по привычке уже любуясь грозными машинами и представляя себя за рычагами каждой из них. Он не спешил, так как вчера они с Гайдаенко выбили для бригады отгул вместо общевыходного дня. Даня остановился перед огромной "Беларусью" и ласково провел ладонью по стальному кожуху, когда грубый крик одернул его и выбил из мечты о светлом будущем. Перед ним стоял Бодигардов с дружками, они вечно околачивались у Тракторного, и считали себя тут хозяевами.
— Что это ты тут делаешь? Воровать пришел? А ну, выматывайся отсюда!
Даня сначала задохнулся от обиды за себя и за трактор, с которого он ну ни за что бы не взял даже маленького винтика, а потом ответил прямо и резко:
— А ты потише. Чего разорался?
— Что-о-о? — вскипел Бодигардов. — Ты еще разговариваешь, рвань несчастная! Пош-шел вон отсюда! — и с силой ударил носком ботинка по гусенице "Беларуси".
Рррраз!.. — это не выдержал Ракитин, будущий инженер-конструктор в душе.
Лязгнули зубы. Взвизгнув от страшной боли в подбородке и от прикушенного языка, Бодигардов нелепо взмахнул руками и тяжело, всем телом, упал навзничь.
(— Дальше у меня тут драка... — извиняющимся тоном произнес автор.
— А что этот ваш товарищ Ракитин дерется, и выражается, как грузчик? — недовольно спросил редактор.
— Так я и хотел показать в романе, как из талантливого, но необразованного юноши получился яркий, идейный коммунист, и блестящий инженер-конструктор.
— Ага... ну, драку пропустите, читайте дальше.)
Когда Данька понял, что дело совсем худо, неожиданный спаситель остановил избиение. Его служебная "Победа" затормозила у проходной, он легко выскочил из нее и подошел к Бодигардову.
— Не сметь!
Даня не даже ни видел, как побежал Бодигардов с дружками. Он взглянул в пронзительно-чистые голубые глаза, на открытую, смелую улыбку и понял: "Комиссар!"
— Вставай, парень... — тот протянул Дане руку в кожаной перчатке, помог встать, и почти сразу развернулся, чтобы уходить.
— Подождите... — Даня догнал незнакомца. — Спасибо вам... Может, зайдем ко мне в общежитие? Я вас чаем угощу... с лимоном.
В общежитии сидя на мятой продавленной койке, спаситель внимательно смотрел на Ракитина. Тот тоже смотрел в ответ, пряча смятение за наглым открытым взглядом.
— Что ты возле трактора делал? — с усмешкой спросил голубоглазый.
— Смотрел... — шепотом признался Даня.
— Смотрел... Я тоже люблю на хорошие машины смотреть, — он задумался. — Ну-ка, встань... нет не сюда, подальше, к стене.
Ракитин недоумевающе пожал плечами, но встал и даже снял куртку.
— Хорош, — непонятно чему обрадовался голубоглазый. — Крепкий, здоровый парень! Такие нам нужны... Ну что, Даня, решил я насчет тебя. Будешь учиться, я устрою.
Даня даже не возражал, такая простая и ясная уверенность была в словах "комиссара". Он только спросил, сам не зная, почему:
— А вы... кто?
— Яснов. Михаил Яснов. Председатель райкома партии города Танагорска.
А в это время, шофер Яснова Кацехов, сидя за рулем служебной "Победы", докурил очередную сигарету и улыбнулся, внимательно прищурив глаза. Возможно, он единственный знал о всей этой истории больше, чем остальные.
(Автор прервался, залпом выпил стакан воды, потом сказал:
— Дальше у меня описаны три года учебы... Ракитина.
— Почему три? — удивился редактор.
— Он год экстерном сдал. И в этом же части романа подробно раскрываются характеры Яснова и Ракитина, устанавливается их крепкая мужская дружба.
— А Кацехов?
— О! — воскликнул автор. — Это самый сложный персонаж. Его характер тоже раскрывается, но позже, и не до конца.
— Ясно... — кивнул редактор. — Три года, значит... И много там?
Автор, вздохнув, приподнял внушительный слой страниц.
— Давайте-ка мы эти три года порежем. Для экономии места. А характеры вы мне сейчас так в двух словечках обрисуете, а потом где-нибудь по ходу мы их раскроем.
— Хорошо, — автор несколько сник, но продолжил тоном школьника, отвечающего урок: — Яснов — молодой руководитель, недавно назначенный на высокую должность. Он в романе наиболее яркий пример коммуниста, члена партии, со всей самоотверженностью преданного ее делу. Яснов, имеющий прекрасное образование, тем не менее тянется к рабочему классу, в данном случае в лице Ракитина.
— Хорошо, очень хорошо! — решив подбодрить автора, воскликнул редактор. — А Ракитин?
— Ракитин тоже положительный персонаж, но с некоторыми пережитками в душе. Молодой талантливый парень, нашедший в Яснове свой идеал, тем не менее не может решиться до конца изменить свою судьбу. В силу молодости он еще подвержен разным влияниям... Ну, значит, если это все вырезать, то можно остановиться на моменте, где Ракитин, как раз под влиянием пережитков, отказывается учится дальше, и решает вернуться в бригаду Безонцева, чтобы заниматься там, как он считает, настоящим делом. Яснов, как старший товарищ, не одобряет его решения, но и не препятствует ему...)

Ночная изморозь напомнила о скором пришествии зимы, и темнеть начинало с каждым днем все раньше. Длинные ряды рельсовой дороги уходили вдаль, штабеля заиндевевших шпал громоздились в стороне. Только кумачовый флажок с надписью "Соцсоревнование" бился на ветру задорно и весело.
Бригада им. Безонцева шла на рекорд. Пятеро уставших рабочих грузили шпалы, им нужно было успеть до полуночи, до того момента, когда обе стрелки на командирских часах Гайдаенко замрут вверху и начнут отсчитывать новый день и новый месяц. "Сто пятьдесят процентов магистрали Танагорск-Апатьевск за текущий месяц!" было вышито на флажке мелкими буквами... но месяц вот-вот должен был закончится, а до обещанного бригада пока не дотягивала.
— Нет, не справимся мы, — тяжело дыша выговорил Лукин и грохнул об ледяную землю лом. Трудовой пот градом катился по спине рабочего, несмотря на холод.
— Точно... Как Ракитин ушел, так все не так! — поддержал его Норисин. — Товарищ Гайдаенко! Вы с Данькой друзья были, он как, пишет чего-нибудь?
— Нет, — просто ответил Гайдаенко и отвернулся. — Давайте делать что-нибудь... А Ракитин теперь начальник будет. Как выучится.
Странная тень пробежала по лицу временного бригадира, и что-то недоброе сверкнуло в глазах, но усталые труженики ничего не заметили.
И в тот момент, когда до решающего времени оставалось меньше часа и измученная бригада уже просто от отчаяния молотила мерзлую землю, в этот светлый миг стук колес вклинился в монотонный шум работы. По соседней колее прямо на них мчалась дрезина, и человек на ней изо всех сил качал рычаг. С шумом и грохотом дрезина остановилась возле изумленной, побросавшей инструменты бригады Безонцева, ослепляя их фонарем, гибкий, стройный седок, спрыгнул на землю и тут же схватил лом.
— Что стоим? Времени не осталось!
У Гайдаенко, Норисина, Лукина, Сиденко и Кирьева не было возможности разглядеть лицо их неожиданного спасителя в темноте, но они дружно принялись за работу.
( — Хорошо! — с чувством воскликнул редактор. — Значит, вернувшийся товарищ Ракитин, правильно я угадал?
— Точно он, — закивал автор.
— А что это у вас по бригадиру Гайдаенко какая-то тень бегает?
— А там в конце про это будет... — автор заперебирал листочки. — Вам же неинтересно будет слушать, если я так сразу все объясню... Давайте, я лучше дальше почитаю. Значит, бригада с помощью неизвестного выполнила взятые обязательства... вот они уже в общежитии, узнают Ракитина
— Очень, очень интересно... Давайте прямо отсюда, пока не узнали.)
Уже у общежития, под невысоким, качающимся фонарем, Гайдаенко повернул к себе незнакомца и тут же улыбнулся, хлопнул по спине:
— Ракитин! Это ты!
— Давно не виделись, — в ответ улыбнулся Даня. — Три года прошло...
Они всей бригадой поднялись наверх и там обрадованные рабочие продолжали расспросы:
— Ты ж в самом Танагорске учился? И как там? А что к нам вернулся? Неужели соскучился?
— Не... — лениво протянул Норисин и засмеялся, показывая, что шутит. — Его выгнали...
Ракитин на это ничего не ответил, только таинственно улыбнулся. Он был рад оказаться в компании старых знакомых, и годы, проведенные в партийной школе Танагорска, казались пустыми и бессмысленными. Все, чему успел его научить Яснов с группой товарищей, мгновенно забылось и померкло в простой душе рабочего.
— У нас новичок есть! — Заявил Лукин, выталкивая вперед молодого парнишку, невысокого, худого, со странными разноцветными глазами.
(— Так разве бывает? — удивился редактор.
— Кажется, да. И к тому же, эта деталь подчеркивает двуличную натуру героя, — уверенно заявил автор.)
— Его зовут Кирьев, — Лукин хлопнул парнишку по плечу.
— Товарищ Кирьев, — поправил Гайдаенко, сидящий у окна.
— Ага. Кирьев, ты бы с Ракитиным поздоровался! Бригадир все-таки вернулся...
— Привет, — мрачно буркнул Кирьев.
(— Дальше описывается некоторый спор между Кирьевым и Ракитиным, — автор на время отложил папку. — Кирьев подбивает Ракитина устроить гонку на дрезинах, но Ракитин в последний момент отказывается портить государственное имущество. Вся бригада видит неправильную позицию Кирьева и порицает его. В душе Кирьева зарождается ненависть к Ракитину...
— Тоже неплохо... А как же товарищ Яснов? Он у вас мелькнул в самом начале, и больше не появляется.
— Почему, появляется... Вот Ракитин случайно встречается с ним на областном пионерском смотре, а вот здесь... здесь Яснов пишет письмо своему старшему другу и соратнику, товарищу Крупской... советуется насчет Ракитина...)
Яснов перечитал последние строчки письма и, взглянув на портрет Надежды Константиновны на стене, решительно добавил: "...я понимаю, что Данил Ракитин пока далек от образа настоящего коммуниста, но все мои попытки заставить его учиться есть не что иное, как желание раскрыть полностью его спящий талант. Никакой личной протекции здесь нет... К сожалению, я думаю, что если Ракитин не вернется к учебе и последующей партийной работе, то он будет потерян для нашей страны..." На миг Яснову показалось, что Крупская на портрете улыбнулась и ласковая ладонь на миг коснулась его щеки. Только на миг.
Он заклеил конверт, опустил в ящик для спецпочты, и вышел во двор.
Там над столом с домино уже склонился его давний друг и заместитель Эммануил Ролев.
— Ну, что? — спросил он, заново сдавая костяшки и хлопая об стол дубль "один-один". — Ты опять писал про этого Ракитина?
— Ну да, — Яснов пристроил свою фишку сбоку.
— Я тебе еще тогда говорил... Не всех рабочих от станка нужно тащить в верхние круги. Кухарка, конечно, может управлять государством, но это не про Ракитина.
Яснов промолчал, два раза сходил "на базар", и пожал плечами:
— Нечем. Твой ход.
— Тогда вот так! — Ролев со стуком хлопнул на стол еще костяшку с "тройкой", закрывая и другой конец и полностью лишая Яснова возможности продолжать игру. — Ты понимаешь, чем это кончится? Ты поручился за него, а твой Ракитин подставит тебя и ТОГДА... — Эммануил с размаху ударил кулаком в центр доминошной композиции. Костяшки разлетелись.
— Это какая-то метафора? — озадаченно спросил Яснов.

... — Здравствуйте, товарищ Кацехов! — Ракитин появился на пороге и Артур Кацехов оторвался от пишущей машинки (по совместительству с обязанностями шофера, он иногда работал телеграфистом-машинистом).
— Проходи, — Кацехов закурил и прямо спросил: — Ты хотел о Яснове поговорить, ведь так? Скучаешь?
— А вы его давно знаете? — Ракитин уклонился от ответа, его сейчас больше интересовали слова Артура о своем начальнике, ведь за эти три года он так и не понял сложного, многогранного характера Яснова, и постоянно боялся совершить какой-нибудь промах.
— Давно... еще с гражданской, я тогда был шифровальщиком, — Кацехов вздохнул. — Мы проработали с ним вместе несколько лет, Яснов прекрасный руководитель. Но потом у меня была неполадка в шифровке очередного сообщения в центр, Яснов решил, что это саботаж, вспылил...
Артур вдруг поднялся и достал старую фотографию. У молодого красноармейца на ней темнел пятном подбитый глаз, старательно прикрытый казацким чубом.
— Молодые мы были оба... Ну, а сейчас уже все по другому. Я, как с фронта из-за ранения ушел, так и работаю с ним опять.
— Из-за ранения? — переспросил Ракитин, ожидая услышать еще одну героическую историю. — А куда вас ра...
Он осекся под тяжелым взглядом Кацехова и продолжать вопрос не стал.
— Вам пора, товарищ Ракитин, — металлическим тоном заявил Кацехов и показал на дверь, возвращаясь к прерванному занятию.
(— А куда, кстати был ранен товарищ? — поинтересовался редактор, но автор в ответ очень похоже сымитировал взгляд Кацехова. — Не хотите, как хотите... Что там дальше?
— А дальше Кирьев подбивает бригаду украсть колхозную капусту во время сезонной уборки урожая. Ракитин сначала пытается отговорить товарищей, понимая, что государство, отправляя их на поля, проявляет доверие к своим гражданам, но под давлением группы соглашается. Молодые люди организуют вывоз капусты через дальний край поля, и в это время их ловят сторожа. Гайдаенко и еще некоторые ранены солью из берданок, Ракитин схвачен, как организатор...
— И что, на этом его карьера заканчивается? — догадался редактор.
— Нет! — автор задышал глубже от волнения. — Товарищ Яснов, рискуя своим положением и должностью, ручается за Ракитина, и тому дают срок условно. Но теперь он должен жить в Танагорске... Вот собственно, как раз об этом диалог...)
— Так что, Ракитин, собирай вещи и возвращайся, — жестко сказал Яснов, опускаясь на стул. — В центре тебе будет лучше.
— И что я там буду делать? — мрачно поинтересовался Данил. — Учится не получится, я пропустил много...
— Я нашел для тебя место, но вряд ли тебе понравится, — усмехнулся Яснов. — В городе слабая пионерская организация. Вот туда мы тебя и направим.
— Вожатым? — с надеждой спросил Ракитин.
— Каким вожатым, Данил? — вздохнул Яснов. — Чтобы вожатым быть, нужно слишком многим пожертвовать, целиком посвятить себя воспитанию молодежи. Хоть у Кацехова спроси, он работал. Нет, ты будешь пионером...
— Я уже взрослый! — взмолился Ракитин. — Из пионеров в четырнадцать выгоняют!
— Какой ты взрослый? Взрослые не воруют капусту. Хорошо, почетным пионером. А там посмотрим.
(— Вот! — оторвался автор. — Там еще будет очень яркий эпизод, как Яснов собственноручно повязывает Ракитину галстук на шею. Но Ракитин очень стесняется своего положения и не знает, как рассказать об этом своему лучшему другу Гайдаенко...)
— Гай... — иногда Данила звал так своего друга, и тот не возражал, находя, что это похоже на Гайдара. — Я не смогу в следующем месяце быть бригадиром. И вообще не смогу. Я теперь... почетный пионер дружины Танагорска...
Он низко склонил голову и рукой начал теребить галстук, спрятанный в кармане. В этот миг с грохотом опрокинулся стол — Гайдаенко вскочил и почти закричал:
— Я не понимаю тебя, Данил! Как ты мог — променять почетное звание рабочего на белую рубашку с пуговками! Это все Яснов! Он просто издевается над тобой, и нашей дружбой. Ты же рабочий... а, к черту! Убирайся отсюда, пока я тебе не врезал!
"Странно, как он нервничает из-за бригады", — подумал Ракитин, и почувствовал себя совсем виноватым.
— Прости.
(— На этом первая часть романа кончается, — сказал автор. — Дальше читать?
— Ну, читайте, раз уж мы все это начали, — вздохнул редактор, поглядывая на часы. — Только покороче! Часть можно рассказать своими словами
— Хорошо. Вторая часть начинается с описания жизни пионерской дружины, как непросто входил Ракитин в новый коллектив. У него были конфликты со многими ребятами, в частности драка с Э. Нефедовым... Затем Яснов передает Ракитину на хранение очень важную деталь — образец шарикоподшипника из особого секретного сплава от нового советского трактора "Тигр". Ракитин клянется продолжать изображать простого пионера и сохранить подшипник. Он прячет его в самое надежное место, о котором знает только Яснов. А Гайдаенко тем временем строит план побега Ракитина...
— Ему-то это зачем? — ошарашено посмотрел редактор на воодушевленного автора.
— Я сейчас прочитаю отрывок, и вы все поймете...)
Бригадир Гайдаенко заперся в своей комнате. На стол, где валялись чертежи Данбановского завода, он поставил тяжелый радиопередатчик. Рука привычным движение отбивала шифровку — Иван Гайдаенко, известный в Германии как Ганс Гайер, отправлял сообщение своему связному в Мюнхене. Руки Ганса слегка дрожали — он был слишком раздосадован переводом Ракитина в центр, тот был идеальным объектом для перевербовки, но сейчас оказался недоступен. А ведь именно Гайер в неумелых набросках и рисунках Ракитина сумел разглядеть будущего гения инженерной мысли! И вот теперь его перехватывает какой-то Яснов! Гайер был так взбешен, когда узнал об этом, что не смог успокоиться даже после любимой забавы шпалоукладчиков — гонках на дрезинах. Хотя он, с немецкой жестокостью чуть не угробил одного из советских рабочих, предательски переведя стрелки.
Теперь оставался только один выход — выманить Ракитина из Танагорска, подальше от Яснова, и тогда... Мысли Гайера прервал сигнал радиопередатчика, это шла ответная шифровка. В ней некто, подписавшийся как Юстас, приказывал уничтожить Данбановский кроватный завод, где вместо кроватей вот-вот начнут производится секретные тракторы. При этом Гайер должен постараться достать образец сплава от этих будущих машин и переправить его в Германию.
— Хорошо... — прошептал Ганс. — Только Ракитина я не оставлю, он уедет со мной, или умрет...
Он снова посмотрел на чертежи завода и засмеялся. Дьявольский план был готов.
(— Интересный поворот... — хмыкнул редактор. — И как он достал Ракитина?
— Все просто, — вздохнул автор. — Данила очень скучал по простому физическому труду, и Яснов попросил Кацехова устроить его механиком на бензоколонку. Там его и нашел Гайдаенко. Усыпил хлороформом, подлив его в водку, и увез на уже заминированный Данбановский завод...
— Зачем туда? — удивился редактор.
— Ну, он же отрицательный герой!
— Понятно, — неуверенно пробормотал редактор. — Интересно...
— Потом будет еще интереснее! Ракитин приходит в себя...)
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Гайдаенко.
— Зачем ты меня сюда привез? — Ракитин нервно огляделся, встал.
— Я просто хочу, чтобы ты перестал заниматься ерундой. Из тебя не получится член партийной верхушки, — вздохнул Гайдаенко. — Ты — прирожденный рабочий, а Яснов не понимает этого, заставляет тебя учиться, двигает по партийной лестнице. Это неправильно, ты должен вернуться на свое место!
Ракитин обдумывал эти слова, и видел, что его товарищ ничего не понимает. Конечно, он ведь думает, что Данил сытый бездельник, он ничего не знает про секретный подшипник! Ракитин решил показать Гайдаенко эту важную деталь, чтобы тот понял, наконец, какое важное поручение Яснова он выполняет.
— Смотри! — Данил выпрямился доверчиво и открыто, на миг показав другу заветный подшипник.
У Гайера даже дыхание перехватило. Он жадно вглядывался в блестящее кольцо. Вот он! Это, в чем сейчас так нуждается его народ, секрет новых советских тракторов!
— Отдай его мне, Ракитин... — попросил он. Так будет надежнее...
— Да тут и так все надежно, — пожал плечами Данила и покраснел. — Я не смогу его тебе дать, оно не снимается... Я его по дурости надел, думал спрятать так надежнее, а оно не снимается.
— Ты что! — с деланным испугом воскликнул Гайер. — Это же очень опасно для твоего здоровья... Тем более его нужно немедленно снять!
(— И что, снял? — с сарказмом спросил редактор.
— Да, — кивнул автор. — Опоив Ракитина водкой, Гайер долго пытался разрезать подшипник, но тот поддается только титановой циркулярной пиле... В конце концов, оставив бесчувственного Ракитина пока полежать в безопасном месте, Гайер бежит взрывать завод, сжав подшипник в кулаке.
— И помешать некому? — насторожился редактор.
— Есть кому! Товарищ Яснов героически бросается на спасение важнейшего советского объекта. В неравном бою со шпионом, он побеждает Гайера, но тот успевает нажать на красную кнопку...)
Взрыв прогремел неожиданно громко, отбросив Яснова к стене. Из ослабевшей руки Гайдаенко вывалился кусок светлого, блестящего металла, и Яснов тут же подобрал его, поразившись мысли, что же сейчас с Данилой, если это тип заставил его отдать подшипник, нарушить личное доверие друга и товарища по партии... Не мог Ракитин сделать этого добровольно, нет! Ужасные зарубки от циркулярной пилы на изуродованном подшипнике, говорили только об одном — Ракитин мертв, или тяжело ранен...
Новый взрыв потряс цеха завода, посыпалась штукатурка. Яснов колебался, что ему сейчас делать — добить немецкого шпиона, или спастись самому и вынести деталь...
( — И долго он собирается думать? — спросил редактор. — О чем тут вообще размышлять, и так все ясно...
— Он раздумывал до того момента, как на заводе появился истекающий кровью Данил Ракитин.
— А он там зачем?
— Чтобы помочь Яснову и остановить Гайдаенко! Он убеждает Яснова, что нужно бежать, тот подхватывает бездыханное тело шпиона, и два советских героя пытаются выбраться из горящего завода... К сожалению, им это не удается... Обвал! Яснов тяжело ранен. Ракитин подхватывает Гайдаенко и вытаскивает из огня, чтобы передать ожидающему снаружи Кацехову)...
— Вот! — задыхаясь, выдавил Ракитин. — Ты увезешь его?
— Увезу, не беспокойся, — в усмешке Кацехова читалось мрачная решимость. — А ты?
— Я вытащу Яснова, он остался там...
Ракитин бросился обратно, а Кацехов молча погрузил Гайера в машину — обычный черный воронок НКВД, в котором Кацехов работал с той самой гражданской войны и не прекращал до сих пор. Удобное прикрытие под маской обычного шофера-телеграфиста надежно усыпляло бдительность врагов Родины...
...Когда спотыкающийся Ракитин добрался до Яснова, им обоим уже было ясно, что обратного пути нет.
— Мы погибнем, как настоящие коммунисты? — подавив дрожь в голосе, спросил Ракитин. — И как настоящие друзья...
— Да, — твердо заявил Яснов. — Мы сделали главное, Данила, мы отстояли секреты советского народа. За это стоит умереть. Закурим напоследок, товарищ Ракитин?
Ракитин кивнул и затянулся с бесшабашной отчаянностью:
— Закурим, товарищ Яснов.
Так погибли эти двое. Два героя, два коммуниста, два друга. Они боролись с истинной смелостью, данной только советскому человеку, и даже избрав смерть, они выиграли...
Когда взорвались последние здания завода и далекое зарево осветило Танагорск, все были потрясены.
Эммануил Ролев горестно вздохнул, оторвавшись от "забивания козла" и прошептал: "Я же предупреждал..."
Кацехов, обернулся за рулем, и смял недокуренную сигарету. У него было кому отомстить за смерть боевого товарища.
Крупская глотнула валидол и снова начала перечитывать последнее письмо Яснова, полное надежд и светлых устремлений: "Какой хороший был парнишка"...
И даже Гайер подумал о погибших с грустным уважением — такой героизм немецкий шпион видел впервые. Здесь было чему поучиться...
( — Все, — автор устало захлопнул папку и завязал шнурки. Потом робко спросил: — Ну как?
— В общем неплохо, хотя есть отдельные недоработки, — поразмыслив, сказал редактор. — Я вам предложу вот что, товарищ. Мы это возьмем... условно. Вы поработаете над деталями, и уже тогда мы все это напечатаем. Идет?)

Эпилог
Но роман не был напечатан. Началась война, и рукопись была безвозвратно утеряна. Ее вероломно вывезли за границу, где она пролежала до сегодняшних дней. И теперь в Японии вышел роман с похожим названием — украденная и изуродованная версия книги неизвестного советского автора... где полностью искажены образы героев и мотивы их поступков. Будет ли восстановлена справедливость?.. Кто знает.... но образы коммунистов Яснова и Ракитина навеки останутся в наших сердцах!

____________________________________

рецензия от плохого полицейского

Старый лысый пень по фамилии Ленин трижды бы наебнулся со своего ложа и пробежался по потолку мавзолея, если бы знал, какой экземпляр наглядного соцреализма выкрали и опидарасили пресловутые япошки. Что ж, достойный ответ на «верните Курилы, Иваны».
Тащемта, лично мне сложно было оценивать этот текст, так как чисто советские темы про ПАРТИЮ, пролетариев, коммунистов и пионэров вгоняют меня в беспросветную тоску и вызывают во мне ничего более сонного рефлекса и желания ебнуть кому-нибудь в хлебало увесистым томом «Истории СССР».
Оригинально – да. Забавно – хрен поспоришь. Но мне, блять, всё время хотелось нажать на перемотку, потому что сюжет я знаю, концепт не зацепил, количество лулзов на текст не оправдывает количество исписанного объема.
Мой вердикт: вещь на любителя. Слюни вам гудкоп попускает.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский.

рецензия от хорошего полицейского

Автор, я вам аплодирую!
Я с АнК знаком постольку-поскольку, но все равно проперся. Прелесть вашего текста в том, что его можно читать как самостоятельный оридж и при этом словить не меньше (а то и больше) лулзов. Это двойная пародия, не только на аниме, но и на производственные романы времен СССР. Стиль советского кондового опуса вы передали великолепно. Я пожирал в детстве подобные романы - они стояли на полках дома у бабушки. И вот сейчас, получив на рецензию ваш текст, обрыдался от умиления. Это гениально. Вы сделали мне вечер.
Фик пересказывает канон АнК, и мне кажется, в вашей интерпретации он выглядит как-то даже логичней.
Плюс, тема, знакомая до боли - автор и редактор. О, сколько жопаболи от них! Сколько! И в то же время, редакторы - незаменимые, бесценные люди. Да. Спасибо автору и за это.
Считаю, задачи, поставленные перед текстом, выполнены с блеском.

с уважением,
 хороший полицейский.

рецензия от шерифа

Интересный, своеобразный текст. Интересно было читать. Спасибо автору.

искренне Ваш,
 шериф.

@темы: Фандом: Ai no Kusabi, фанфикшен, G

---

[Рецензия #25]

[шериф]

Название: Закаленные в любви (к родине)
Автор: Капитан Ангел
Фэндом: Аи но Кусаби
Объем: мини.
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: детский
Пейринг/Персонажи: Михаил Яснов/Данил Ракитин
Саммари: нет
Дисклеймер: все украдено до нас
Предупреждения (если есть): Текст написан в 2003 году

текст

Все ли сделал ты, чтобы вырваться из железного кольца,
чтобы вернуться в строй, сделать свою жизнь полезной?
© Островский, "Как закалялась сталь".

Утро у редактора литературного журнала "Читающий коммунист" выдалось тяжелым. Он, скрепя сердце ("скрипя сердцем", как написала недавно в своем сочинении его девятилетняя дочь), забраковал два фельетона и четыре очерка, три из которых были на важнейшую для района тему черной металлургии. Очерки он отправил на доработку деталей, но сам сейчас стоял перед новой сложнейшей проблемой — что ставить в раздел "Художественная литература". Требовался роман, который можно будет разделить на несколько частей, роман сильный, с ярко выраженной идеей...
От тоскливых мыслей редактора отвлекла секретарша, хлопнувшая на стол листочки с броским названием "Концепция данного художественного произведения отражает..." Он поднял листочки, буркнул: "Спасибо, Антонина Петровна", — и углубился в чтение...
Через несколько минут редактор дрожащей ладонью хлопнул по столу:
— Автора ко мне! Пусть несет рукопись...
Спустя полчаса он, блаженно жмурясь, готовился слушать роман "Закаленные в любви" ( "Имеется ввиду не буржуазно-мещанская, а любовь к Родине и товарищу Сталину", — объяснил название автор).
— Только... я не все буду излагать, а так, чтоб покороче, хорошо? — автор откашлялся и начал бегло читать листы из пухлой папки с ботиночными шнурками.
Закаленные в любви
Ранним утром, когда гудок на машиностроительном заводе возвестил начало утренней смены, шпалоукладчик бригады имени Безонцева Данил Ракитин вышел на улицу.
(— Это и есть герой? — прервал редактор.
— Да. — оживился автор. — На данный момент он еще не определился в выборе своего пути, и символизирует всю нашу молодежь, которая так часто становится жертвой происков империалистов.
— И что, он будет жертвой? — редактор тоже оживился.
— Не совсем, — отчего-то смутился автор. — Собственно, тут дальше про тяжелое детство. Это читать?
— Не нужно.
-Тогда я пропущу и продолжу...)
...На машиностроительный завод устроиться — это было давнишней Данькиной мечтой. Он с самого детства восторженно смотрел, как огромные машины...
(— Опять про детство? — поморщился редактор.
— Это про тракторы. Очень важно... — умоляюще прошептал автор)
... вспахивают бескрайние поля Родины, работая за сотню человек, и эти машины сами есть продукт идеи человека. Данька даже представить себе не мог, что сам может собирать у конвейера это железное чудо, так необходимое Родине.
Но пока он укладывал шпалы. И все потому что Даня Ракитин, черноглазый парень из простой рабочей семьи, рано оставшийся сиротой, не имел ни образования, ни профессии. В бригаду шпалоукладчиков имени Безонцева его привел случай, и такой же случай вот-вот должен был изменить его судьбу.
(— Случай нужно убрать. Судьбой советского человека распоряжается не случай, а... Партия, — нахмурился редактор.
— Я это и имел ввиду, — поправился автор.)
Сегодня, как и обычно, Даня пошел мимо сборочного цеха, по привычке уже любуясь грозными машинами и представляя себя за рычагами каждой из них. Он не спешил, так как вчера они с Гайдаенко выбили для бригады отгул вместо общевыходного дня. Даня остановился перед огромной "Беларусью" и ласково провел ладонью по стальному кожуху, когда грубый крик одернул его и выбил из мечты о светлом будущем. Перед ним стоял Бодигардов с дружками, они вечно околачивались у Тракторного, и считали себя тут хозяевами.
— Что это ты тут делаешь? Воровать пришел? А ну, выматывайся отсюда!
Даня сначала задохнулся от обиды за себя и за трактор, с которого он ну ни за что бы не взял даже маленького винтика, а потом ответил прямо и резко:
— А ты потише. Чего разорался?
— Что-о-о? — вскипел Бодигардов. — Ты еще разговариваешь, рвань несчастная! Пош-шел вон отсюда! — и с силой ударил носком ботинка по гусенице "Беларуси".
Рррраз!.. — это не выдержал Ракитин, будущий инженер-конструктор в душе.
Лязгнули зубы. Взвизгнув от страшной боли в подбородке и от прикушенного языка, Бодигардов нелепо взмахнул руками и тяжело, всем телом, упал навзничь.
(— Дальше у меня тут драка... — извиняющимся тоном произнес автор.
— А что этот ваш товарищ Ракитин дерется, и выражается, как грузчик? — недовольно спросил редактор.
— Так я и хотел показать в романе, как из талантливого, но необразованного юноши получился яркий, идейный коммунист, и блестящий инженер-конструктор.
— Ага... ну, драку пропустите, читайте дальше.)
Когда Данька понял, что дело совсем худо, неожиданный спаситель остановил избиение. Его служебная "Победа" затормозила у проходной, он легко выскочил из нее и подошел к Бодигардову.
— Не сметь!
Даня не даже ни видел, как побежал Бодигардов с дружками. Он взглянул в пронзительно-чистые голубые глаза, на открытую, смелую улыбку и понял: "Комиссар!"
— Вставай, парень... — тот протянул Дане руку в кожаной перчатке, помог встать, и почти сразу развернулся, чтобы уходить.
— Подождите... — Даня догнал незнакомца. — Спасибо вам... Может, зайдем ко мне в общежитие? Я вас чаем угощу... с лимоном.
В общежитии сидя на мятой продавленной койке, спаситель внимательно смотрел на Ракитина. Тот тоже смотрел в ответ, пряча смятение за наглым открытым взглядом.
— Что ты возле трактора делал? — с усмешкой спросил голубоглазый.
— Смотрел... — шепотом признался Даня.
— Смотрел... Я тоже люблю на хорошие машины смотреть, — он задумался. — Ну-ка, встань... нет не сюда, подальше, к стене.
Ракитин недоумевающе пожал плечами, но встал и даже снял куртку.
— Хорош, — непонятно чему обрадовался голубоглазый. — Крепкий, здоровый парень! Такие нам нужны... Ну что, Даня, решил я насчет тебя. Будешь учиться, я устрою.
Даня даже не возражал, такая простая и ясная уверенность была в словах "комиссара". Он только спросил, сам не зная, почему:
— А вы... кто?
— Яснов. Михаил Яснов. Председатель райкома партии города Танагорска.
А в это время, шофер Яснова Кацехов, сидя за рулем служебной "Победы", докурил очередную сигарету и улыбнулся, внимательно прищурив глаза. Возможно, он единственный знал о всей этой истории больше, чем остальные.
(Автор прервался, залпом выпил стакан воды, потом сказал:
— Дальше у меня описаны три года учебы... Ракитина.
— Почему три? — удивился редактор.
— Он год экстерном сдал. И в этом же части романа подробно раскрываются характеры Яснова и Ракитина, устанавливается их крепкая мужская дружба.
— А Кацехов?
— О! — воскликнул автор. — Это самый сложный персонаж. Его характер тоже раскрывается, но позже, и не до конца.
— Ясно... — кивнул редактор. — Три года, значит... И много там?
Автор, вздохнув, приподнял внушительный слой страниц.
— Давайте-ка мы эти три года порежем. Для экономии места. А характеры вы мне сейчас так в двух словечках обрисуете, а потом где-нибудь по ходу мы их раскроем.
— Хорошо, — автор несколько сник, но продолжил тоном школьника, отвечающего урок: — Яснов — молодой руководитель, недавно назначенный на высокую должность. Он в романе наиболее яркий пример коммуниста, члена партии, со всей самоотверженностью преданного ее делу. Яснов, имеющий прекрасное образование, тем не менее тянется к рабочему классу, в данном случае в лице Ракитина.
— Хорошо, очень хорошо! — решив подбодрить автора, воскликнул редактор. — А Ракитин?
— Ракитин тоже положительный персонаж, но с некоторыми пережитками в душе. Молодой талантливый парень, нашедший в Яснове свой идеал, тем не менее не может решиться до конца изменить свою судьбу. В силу молодости он еще подвержен разным влияниям... Ну, значит, если это все вырезать, то можно остановиться на моменте, где Ракитин, как раз под влиянием пережитков, отказывается учится дальше, и решает вернуться в бригаду Безонцева, чтобы заниматься там, как он считает, настоящим делом. Яснов, как старший товарищ, не одобряет его решения, но и не препятствует ему...)

Ночная изморозь напомнила о скором пришествии зимы, и темнеть начинало с каждым днем все раньше. Длинные ряды рельсовой дороги уходили вдаль, штабеля заиндевевших шпал громоздились в стороне. Только кумачовый флажок с надписью "Соцсоревнование" бился на ветру задорно и весело.
Бригада им. Безонцева шла на рекорд. Пятеро уставших рабочих грузили шпалы, им нужно было успеть до полуночи, до того момента, когда обе стрелки на командирских часах Гайдаенко замрут вверху и начнут отсчитывать новый день и новый месяц. "Сто пятьдесят процентов магистрали Танагорск-Апатьевск за текущий месяц!" было вышито на флажке мелкими буквами... но месяц вот-вот должен был закончится, а до обещанного бригада пока не дотягивала.
— Нет, не справимся мы, — тяжело дыша выговорил Лукин и грохнул об ледяную землю лом. Трудовой пот градом катился по спине рабочего, несмотря на холод.
— Точно... Как Ракитин ушел, так все не так! — поддержал его Норисин. — Товарищ Гайдаенко! Вы с Данькой друзья были, он как, пишет чего-нибудь?
— Нет, — просто ответил Гайдаенко и отвернулся. — Давайте делать что-нибудь... А Ракитин теперь начальник будет. Как выучится.
Странная тень пробежала по лицу временного бригадира, и что-то недоброе сверкнуло в глазах, но усталые труженики ничего не заметили.
И в тот момент, когда до решающего времени оставалось меньше часа и измученная бригада уже просто от отчаяния молотила мерзлую землю, в этот светлый миг стук колес вклинился в монотонный шум работы. По соседней колее прямо на них мчалась дрезина, и человек на ней изо всех сил качал рычаг. С шумом и грохотом дрезина остановилась возле изумленной, побросавшей инструменты бригады Безонцева, ослепляя их фонарем, гибкий, стройный седок, спрыгнул на землю и тут же схватил лом.
— Что стоим? Времени не осталось!
У Гайдаенко, Норисина, Лукина, Сиденко и Кирьева не было возможности разглядеть лицо их неожиданного спасителя в темноте, но они дружно принялись за работу.
( — Хорошо! — с чувством воскликнул редактор. — Значит, вернувшийся товарищ Ракитин, правильно я угадал?
— Точно он, — закивал автор.
— А что это у вас по бригадиру Гайдаенко какая-то тень бегает?
— А там в конце про это будет... — автор заперебирал листочки. — Вам же неинтересно будет слушать, если я так сразу все объясню... Давайте, я лучше дальше почитаю. Значит, бригада с помощью неизвестного выполнила взятые обязательства... вот они уже в общежитии, узнают Ракитина
— Очень, очень интересно... Давайте прямо отсюда, пока не узнали.)
Уже у общежития, под невысоким, качающимся фонарем, Гайдаенко повернул к себе незнакомца и тут же улыбнулся, хлопнул по спине:
— Ракитин! Это ты!
— Давно не виделись, — в ответ улыбнулся Даня. — Три года прошло...
Они всей бригадой поднялись наверх и там обрадованные рабочие продолжали расспросы:
— Ты ж в самом Танагорске учился? И как там? А что к нам вернулся? Неужели соскучился?
— Не... — лениво протянул Норисин и засмеялся, показывая, что шутит. — Его выгнали...
Ракитин на это ничего не ответил, только таинственно улыбнулся. Он был рад оказаться в компании старых знакомых, и годы, проведенные в партийной школе Танагорска, казались пустыми и бессмысленными. Все, чему успел его научить Яснов с группой товарищей, мгновенно забылось и померкло в простой душе рабочего.
— У нас новичок есть! — Заявил Лукин, выталкивая вперед молодого парнишку, невысокого, худого, со странными разноцветными глазами.
(— Так разве бывает? — удивился редактор.
— Кажется, да. И к тому же, эта деталь подчеркивает двуличную натуру героя, — уверенно заявил автор.)
— Его зовут Кирьев, — Лукин хлопнул парнишку по плечу.
— Товарищ Кирьев, — поправил Гайдаенко, сидящий у окна.
— Ага. Кирьев, ты бы с Ракитиным поздоровался! Бригадир все-таки вернулся...
— Привет, — мрачно буркнул Кирьев.
(— Дальше описывается некоторый спор между Кирьевым и Ракитиным, — автор на время отложил папку. — Кирьев подбивает Ракитина устроить гонку на дрезинах, но Ракитин в последний момент отказывается портить государственное имущество. Вся бригада видит неправильную позицию Кирьева и порицает его. В душе Кирьева зарождается ненависть к Ракитину...
— Тоже неплохо... А как же товарищ Яснов? Он у вас мелькнул в самом начале, и больше не появляется.
— Почему, появляется... Вот Ракитин случайно встречается с ним на областном пионерском смотре, а вот здесь... здесь Яснов пишет письмо своему старшему другу и соратнику, товарищу Крупской... советуется насчет Ракитина...)
Яснов перечитал последние строчки письма и, взглянув на портрет Надежды Константиновны на стене, решительно добавил: "...я понимаю, что Данил Ракитин пока далек от образа настоящего коммуниста, но все мои попытки заставить его учиться есть не что иное, как желание раскрыть полностью его спящий талант. Никакой личной протекции здесь нет... К сожалению, я думаю, что если Ракитин не вернется к учебе и последующей партийной работе, то он будет потерян для нашей страны..." На миг Яснову показалось, что Крупская на портрете улыбнулась и ласковая ладонь на миг коснулась его щеки. Только на миг.
Он заклеил конверт, опустил в ящик для спецпочты, и вышел во двор.
Там над столом с домино уже склонился его давний друг и заместитель Эммануил Ролев.
— Ну, что? — спросил он, заново сдавая костяшки и хлопая об стол дубль "один-один". — Ты опять писал про этого Ракитина?
— Ну да, — Яснов пристроил свою фишку сбоку.
— Я тебе еще тогда говорил... Не всех рабочих от станка нужно тащить в верхние круги. Кухарка, конечно, может управлять государством, но это не про Ракитина.
Яснов промолчал, два раза сходил "на базар", и пожал плечами:
— Нечем. Твой ход.
— Тогда вот так! — Ролев со стуком хлопнул на стол еще костяшку с "тройкой", закрывая и другой конец и полностью лишая Яснова возможности продолжать игру. — Ты понимаешь, чем это кончится? Ты поручился за него, а твой Ракитин подставит тебя и ТОГДА... — Эммануил с размаху ударил кулаком в центр доминошной композиции. Костяшки разлетелись.
— Это какая-то метафора? — озадаченно спросил Яснов.

... — Здравствуйте, товарищ Кацехов! — Ракитин появился на пороге и Артур Кацехов оторвался от пишущей машинки (по совместительству с обязанностями шофера, он иногда работал телеграфистом-машинистом).
— Проходи, — Кацехов закурил и прямо спросил: — Ты хотел о Яснове поговорить, ведь так? Скучаешь?
— А вы его давно знаете? — Ракитин уклонился от ответа, его сейчас больше интересовали слова Артура о своем начальнике, ведь за эти три года он так и не понял сложного, многогранного характера Яснова, и постоянно боялся совершить какой-нибудь промах.
— Давно... еще с гражданской, я тогда был шифровальщиком, — Кацехов вздохнул. — Мы проработали с ним вместе несколько лет, Яснов прекрасный руководитель. Но потом у меня была неполадка в шифровке очередного сообщения в центр, Яснов решил, что это саботаж, вспылил...
Артур вдруг поднялся и достал старую фотографию. У молодого красноармейца на ней темнел пятном подбитый глаз, старательно прикрытый казацким чубом.
— Молодые мы были оба... Ну, а сейчас уже все по другому. Я, как с фронта из-за ранения ушел, так и работаю с ним опять.
— Из-за ранения? — переспросил Ракитин, ожидая услышать еще одну героическую историю. — А куда вас ра...
Он осекся под тяжелым взглядом Кацехова и продолжать вопрос не стал.
— Вам пора, товарищ Ракитин, — металлическим тоном заявил Кацехов и показал на дверь, возвращаясь к прерванному занятию.
(— А куда, кстати был ранен товарищ? — поинтересовался редактор, но автор в ответ очень похоже сымитировал взгляд Кацехова. — Не хотите, как хотите... Что там дальше?
— А дальше Кирьев подбивает бригаду украсть колхозную капусту во время сезонной уборки урожая. Ракитин сначала пытается отговорить товарищей, понимая, что государство, отправляя их на поля, проявляет доверие к своим гражданам, но под давлением группы соглашается. Молодые люди организуют вывоз капусты через дальний край поля, и в это время их ловят сторожа. Гайдаенко и еще некоторые ранены солью из берданок, Ракитин схвачен, как организатор...
— И что, на этом его карьера заканчивается? — догадался редактор.
— Нет! — автор задышал глубже от волнения. — Товарищ Яснов, рискуя своим положением и должностью, ручается за Ракитина, и тому дают срок условно. Но теперь он должен жить в Танагорске... Вот собственно, как раз об этом диалог...)
— Так что, Ракитин, собирай вещи и возвращайся, — жестко сказал Яснов, опускаясь на стул. — В центре тебе будет лучше.
— И что я там буду делать? — мрачно поинтересовался Данил. — Учится не получится, я пропустил много...
— Я нашел для тебя место, но вряд ли тебе понравится, — усмехнулся Яснов. — В городе слабая пионерская организация. Вот туда мы тебя и направим.
— Вожатым? — с надеждой спросил Ракитин.
— Каким вожатым, Данил? — вздохнул Яснов. — Чтобы вожатым быть, нужно слишком многим пожертвовать, целиком посвятить себя воспитанию молодежи. Хоть у Кацехова спроси, он работал. Нет, ты будешь пионером...
— Я уже взрослый! — взмолился Ракитин. — Из пионеров в четырнадцать выгоняют!
— Какой ты взрослый? Взрослые не воруют капусту. Хорошо, почетным пионером. А там посмотрим.
(— Вот! — оторвался автор. — Там еще будет очень яркий эпизод, как Яснов собственноручно повязывает Ракитину галстук на шею. Но Ракитин очень стесняется своего положения и не знает, как рассказать об этом своему лучшему другу Гайдаенко...)
— Гай... — иногда Данила звал так своего друга, и тот не возражал, находя, что это похоже на Гайдара. — Я не смогу в следующем месяце быть бригадиром. И вообще не смогу. Я теперь... почетный пионер дружины Танагорска...
Он низко склонил голову и рукой начал теребить галстук, спрятанный в кармане. В этот миг с грохотом опрокинулся стол — Гайдаенко вскочил и почти закричал:
— Я не понимаю тебя, Данил! Как ты мог — променять почетное звание рабочего на белую рубашку с пуговками! Это все Яснов! Он просто издевается над тобой, и нашей дружбой. Ты же рабочий... а, к черту! Убирайся отсюда, пока я тебе не врезал!
"Странно, как он нервничает из-за бригады", — подумал Ракитин, и почувствовал себя совсем виноватым.
— Прости.
(— На этом первая часть романа кончается, — сказал автор. — Дальше читать?
— Ну, читайте, раз уж мы все это начали, — вздохнул редактор, поглядывая на часы. — Только покороче! Часть можно рассказать своими словами
— Хорошо. Вторая часть начинается с описания жизни пионерской дружины, как непросто входил Ракитин в новый коллектив. У него были конфликты со многими ребятами, в частности драка с Э. Нефедовым... Затем Яснов передает Ракитину на хранение очень важную деталь — образец шарикоподшипника из особого секретного сплава от нового советского трактора "Тигр". Ракитин клянется продолжать изображать простого пионера и сохранить подшипник. Он прячет его в самое надежное место, о котором знает только Яснов. А Гайдаенко тем временем строит план побега Ракитина...
— Ему-то это зачем? — ошарашено посмотрел редактор на воодушевленного автора.
— Я сейчас прочитаю отрывок, и вы все поймете...)
Бригадир Гайдаенко заперся в своей комнате. На стол, где валялись чертежи Данбановского завода, он поставил тяжелый радиопередатчик. Рука привычным движение отбивала шифровку — Иван Гайдаенко, известный в Германии как Ганс Гайер, отправлял сообщение своему связному в Мюнхене. Руки Ганса слегка дрожали — он был слишком раздосадован переводом Ракитина в центр, тот был идеальным объектом для перевербовки, но сейчас оказался недоступен. А ведь именно Гайер в неумелых набросках и рисунках Ракитина сумел разглядеть будущего гения инженерной мысли! И вот теперь его перехватывает какой-то Яснов! Гайер был так взбешен, когда узнал об этом, что не смог успокоиться даже после любимой забавы шпалоукладчиков — гонках на дрезинах. Хотя он, с немецкой жестокостью чуть не угробил одного из советских рабочих, предательски переведя стрелки.
Теперь оставался только один выход — выманить Ракитина из Танагорска, подальше от Яснова, и тогда... Мысли Гайера прервал сигнал радиопередатчика, это шла ответная шифровка. В ней некто, подписавшийся как Юстас, приказывал уничтожить Данбановский кроватный завод, где вместо кроватей вот-вот начнут производится секретные тракторы. При этом Гайер должен постараться достать образец сплава от этих будущих машин и переправить его в Германию.
— Хорошо... — прошептал Ганс. — Только Ракитина я не оставлю, он уедет со мной, или умрет...
Он снова посмотрел на чертежи завода и засмеялся. Дьявольский план был готов.
(— Интересный поворот... — хмыкнул редактор. — И как он достал Ракитина?
— Все просто, — вздохнул автор. — Данила очень скучал по простому физическому труду, и Яснов попросил Кацехова устроить его механиком на бензоколонку. Там его и нашел Гайдаенко. Усыпил хлороформом, подлив его в водку, и увез на уже заминированный Данбановский завод...
— Зачем туда? — удивился редактор.
— Ну, он же отрицательный герой!
— Понятно, — неуверенно пробормотал редактор. — Интересно...
— Потом будет еще интереснее! Ракитин приходит в себя...)
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Гайдаенко.
— Зачем ты меня сюда привез? — Ракитин нервно огляделся, встал.
— Я просто хочу, чтобы ты перестал заниматься ерундой. Из тебя не получится член партийной верхушки, — вздохнул Гайдаенко. — Ты — прирожденный рабочий, а Яснов не понимает этого, заставляет тебя учиться, двигает по партийной лестнице. Это неправильно, ты должен вернуться на свое место!
Ракитин обдумывал эти слова, и видел, что его товарищ ничего не понимает. Конечно, он ведь думает, что Данил сытый бездельник, он ничего не знает про секретный подшипник! Ракитин решил показать Гайдаенко эту важную деталь, чтобы тот понял, наконец, какое важное поручение Яснова он выполняет.
— Смотри! — Данил выпрямился доверчиво и открыто, на миг показав другу заветный подшипник.
У Гайера даже дыхание перехватило. Он жадно вглядывался в блестящее кольцо. Вот он! Это, в чем сейчас так нуждается его народ, секрет новых советских тракторов!
— Отдай его мне, Ракитин... — попросил он. Так будет надежнее...
— Да тут и так все надежно, — пожал плечами Данила и покраснел. — Я не смогу его тебе дать, оно не снимается... Я его по дурости надел, думал спрятать так надежнее, а оно не снимается.
— Ты что! — с деланным испугом воскликнул Гайер. — Это же очень опасно для твоего здоровья... Тем более его нужно немедленно снять!
(— И что, снял? — с сарказмом спросил редактор.
— Да, — кивнул автор. — Опоив Ракитина водкой, Гайер долго пытался разрезать подшипник, но тот поддается только титановой циркулярной пиле... В конце концов, оставив бесчувственного Ракитина пока полежать в безопасном месте, Гайер бежит взрывать завод, сжав подшипник в кулаке.
— И помешать некому? — насторожился редактор.
— Есть кому! Товарищ Яснов героически бросается на спасение важнейшего советского объекта. В неравном бою со шпионом, он побеждает Гайера, но тот успевает нажать на красную кнопку...)
Взрыв прогремел неожиданно громко, отбросив Яснова к стене. Из ослабевшей руки Гайдаенко вывалился кусок светлого, блестящего металла, и Яснов тут же подобрал его, поразившись мысли, что же сейчас с Данилой, если это тип заставил его отдать подшипник, нарушить личное доверие друга и товарища по партии... Не мог Ракитин сделать этого добровольно, нет! Ужасные зарубки от циркулярной пилы на изуродованном подшипнике, говорили только об одном — Ракитин мертв, или тяжело ранен...
Новый взрыв потряс цеха завода, посыпалась штукатурка. Яснов колебался, что ему сейчас делать — добить немецкого шпиона, или спастись самому и вынести деталь...
( — И долго он собирается думать? — спросил редактор. — О чем тут вообще размышлять, и так все ясно...
— Он раздумывал до того момента, как на заводе появился истекающий кровью Данил Ракитин.
— А он там зачем?
— Чтобы помочь Яснову и остановить Гайдаенко! Он убеждает Яснова, что нужно бежать, тот подхватывает бездыханное тело шпиона, и два советских героя пытаются выбраться из горящего завода... К сожалению, им это не удается... Обвал! Яснов тяжело ранен. Ракитин подхватывает Гайдаенко и вытаскивает из огня, чтобы передать ожидающему снаружи Кацехову)...
— Вот! — задыхаясь, выдавил Ракитин. — Ты увезешь его?
— Увезу, не беспокойся, — в усмешке Кацехова читалось мрачная решимость. — А ты?
— Я вытащу Яснова, он остался там...
Ракитин бросился обратно, а Кацехов молча погрузил Гайера в машину — обычный черный воронок НКВД, в котором Кацехов работал с той самой гражданской войны и не прекращал до сих пор. Удобное прикрытие под маской обычного шофера-телеграфиста надежно усыпляло бдительность врагов Родины...
...Когда спотыкающийся Ракитин добрался до Яснова, им обоим уже было ясно, что обратного пути нет.
— Мы погибнем, как настоящие коммунисты? — подавив дрожь в голосе, спросил Ракитин. — И как настоящие друзья...
— Да, — твердо заявил Яснов. — Мы сделали главное, Данила, мы отстояли секреты советского народа. За это стоит умереть. Закурим напоследок, товарищ Ракитин?
Ракитин кивнул и затянулся с бесшабашной отчаянностью:
— Закурим, товарищ Яснов.
Так погибли эти двое. Два героя, два коммуниста, два друга. Они боролись с истинной смелостью, данной только советскому человеку, и даже избрав смерть, они выиграли...
Когда взорвались последние здания завода и далекое зарево осветило Танагорск, все были потрясены.
Эммануил Ролев горестно вздохнул, оторвавшись от "забивания козла" и прошептал: "Я же предупреждал..."
Кацехов, обернулся за рулем, и смял недокуренную сигарету. У него было кому отомстить за смерть боевого товарища.
Крупская глотнула валидол и снова начала перечитывать последнее письмо Яснова, полное надежд и светлых устремлений: "Какой хороший был парнишка"...
И даже Гайер подумал о погибших с грустным уважением — такой героизм немецкий шпион видел впервые. Здесь было чему поучиться...
( — Все, — автор устало захлопнул папку и завязал шнурки. Потом робко спросил: — Ну как?
— В общем неплохо, хотя есть отдельные недоработки, — поразмыслив, сказал редактор. — Я вам предложу вот что, товарищ. Мы это возьмем... условно. Вы поработаете над деталями, и уже тогда мы все это напечатаем. Идет?)

Эпилог
Но роман не был напечатан. Началась война, и рукопись была безвозвратно утеряна. Ее вероломно вывезли за границу, где она пролежала до сегодняшних дней. И теперь в Японии вышел роман с похожим названием — украденная и изуродованная версия книги неизвестного советского автора... где полностью искажены образы героев и мотивы их поступков. Будет ли восстановлена справедливость?.. Кто знает.... но образы коммунистов Яснова и Ракитина навеки останутся в наших сердцах!
_______________________________________________

Рецензия от плохого полицейского

Старый лысый пень по фамилии Ленин трижды бы наебнулся со своего ложа и пробежался по потолку мавзолея, если бы знал, какой экземпляр наглядного соцреализма выкрали и опидарасили пресловутые япошки. Что ж, достойный ответ на «верните Курилы, Иваны».
Тащемта, лично мне сложно было оценивать этот текст, так как чисто советские темы про ПАРТИЮ, пролетариев, коммунистов и пионэров вгоняют меня в беспросветную тоску и вызывают во мне ничего более сонного рефлекса и желания ебнуть кому-нибудь в хлебало увесистым томом «Истории СССР».
Оригинально – да. Забавно – хрен поспоришь. Но мне, блять, всё время хотелось нажать на перемотку, потому что сюжет я знаю, концепт не зацепил, количество лулзов на текст не оправдывает количество исписанного объема.
Мой вердикт: вещь на любителя. Слюни вам гудкоп попускает.

с любовью во все физиологические отверстия,
 плохой полицейский

Рецензия от хорошего полицейского

Автор, я вам аплодирую!
Я с АнК знаком постольку-поскольку, но все равно проперся. Прелесть вашего текста в том, что его можно читать как самостоятельный оридж и при этом словить не меньше (а то и больше) лулзов. Это двойная пародия, не только на аниме, но и на производственные романы времен СССР. Стиль советского кондового опуса вы передали великолепно. Я пожирал в детстве подобные романы - они стояли на полках дома у бабушки. И вот сейчас, получив на рецензию ваш текст, обрыдался от умиления. Это гениально. Вы сделали мне вечер.
Фик пересказывает канон АнК, и мне кажется, в вашей интерпретации он выглядит как-то даже логичней.
Плюс, тема, знакомая до боли - автор и редактор. О, сколько жопаболи от них! Сколько! И в то же время, редакторы - незаменимые, бесценные люди. Да. Спасибо автору и за это.
Считаю, задачи, поставленные перед текстом, выполнены с блеском.

с уважением,
 хороший полицейский

Рецензия от шерифа

Интересный, своеобразный текст. Приятно было читать. Спасибо автору.

искренне Ваш,
 шериф

---

Обращение к читателям

[шериф]

После двухмесячного молчания сообществу требуется немного рекламы.
Будем благодарны вам, дорогие читатели и авторы, если вы разместите этот баннер у себя или где вам захочется.

<a href="http://www.diary.ru/~blackjack-n-whores/"><img src="http://static.diary.ru/userdir/2/2/9/1/2291074/68883732.png"></a>

@темы: административное

---

Reload

[шериф]

Приветственная речь от новой команды.

Слово от  хороший полицейский
Дорогие бывшие!
Я от всего сердца хочу выразить вам искреннюю благодарность! Вы первыми реализовали эту блестящую идею. Вы первыми взяли на себя ответственность за сообщество. И у вас прекрасно получалось. Это правда! Вы разбили мне сердце с самого детства. Когда я был маленьким, то всегда засматривался на блестящие окна участка, за которыми темнели ваши суровые прекрасные профили над стаканами с виски. Я мечтал: я стану копом! Я стану такой же твердой рукой нести добро людям. В их текстах находить зерна истины. Во всем следовать вашему ослепительному примеру. Вы были моими учителями, единственными и неповтори...

Слово от  плохой полицейский
НАХУЙ!

Слово от  дерганный ирландец
Шериф приказал мне написать слово "БУХАТЬ", а я хотел сказать, что я попал через постель. Шеф, можно это как-то объединить в одно слово, или у меня не получится?

Слово от  шериф
Огромное спасибо ушедшей команде. Работать с вами было честью.
Желаем вам добра и успехов в дальнейшем.
Мы надеемся, что сможем достойно продолжить ваше дело.
Уважаемые читатели и авторы! Мы приложим все усилия к тому, чтобы Участок #17 и впредь оставался интересным и полезным для вас.
Вперед, бойцы.

@темы: административное

---

RELOAD!

[шериф]

Ну-с, собрав немногочисленные пожитки, копы и шериф сдают жетоны. Ирландец сдает бутылки, но щас не об этом. От лица нашей дружной команды, хотим выразить огромную признательность всем, кто загорелся идеей сообщества. Всем, кто вступал и продолжает вступать, а также (заранее) тем, кто только собирается это сделать. Отдельное спасибо авторам, которые всё это непродолжительное, но такое запоминающееся время присылали нам свои работы, искренне желая услышать отзывы о своем творчестве. Большой респект всем, кто был с нами, распространял баннеры, рассказывал друзьям и поддерживал нас. Надеемся, что Вы будете продолжать в том же духе. Авторам - учебник Розенталя, комментаторам - лояльности и обоснованности мнений, сторонним наблюдателям - убедительная просьба из отстраненных стать непосредственными участниками развивающихся событий.

Мы надеемся, уважаемые сообщники, что с новой командой "Участка №17" Вам будет также весело и охуительно, как было с нами, а может даже и лучше ("Да хуй там", - пробурчал Бэдкоп, а Гудкоп высморкался в его могучее плечо). Мы также хотим от всей души пожелать новой команде стать такой же сплоченной и дружной семьей, какой стали мы. Терпения Вам, чуваки, и большая конфета за то, что приняли эту тяжелейшую ношу и готовы продолжать развитие сообщества.



*ушедшие в закат красиво и искренне навеки Ваши*

 шериф,  хороший полицейский,  плохой полицейский,  дерганный ирландец .ver. 1.0.

НЕ РАССЛАБЛЯЕМ АНУСЫ, ДЕТКИ! ПЕРЕЗАГРУЗКА!

 шериф,  хороший полицейский,  плохой полицейский,  дерганный ирландец .[ver. 2.0]

ARE COMING...

@темы: административное

---

[шериф]

Прием заявок на "Перезагрузку" окончен. Сообщники, бравшие тестовые задания - харри ап. Сегодня в 23:00 по Москве конкурс завершится, и мы приступим к отбору новых сотрудников.

С уважением,
ваш (всё ещё тот самый) шеф.

@темы: административное

---

[шериф]

upd. пупсики, сегодня - последний день приема заявок на "Перезагрузку". У желающих поучавствовать будет только этот и завтрашний дни на выполнение полученного тестового задания, после же аттракцион будет закрыт, начнется, собственно, подведение итогов. Будущие бэдкопы и ирландцы, мы ждем вас! Новые шериф и гудкоп уже готовы приступить к работе, а потому, если по какой-то причине вы стесняетесь/боитесь/ещё не успели подать заявку - do it now!
Конкурсанты, выполняющие тестовые задания, поторопитесь - осталось всего два дня.

С уважением,
Ваш (всё ещё тот самый) шеф.

_______________________

Уважаемые сообщники!
Грядет перезагрузка сообщества. Мы хотим выбрать новых бэдкопа и ирландца. Если в Вас живет дух рецензента, и Вы готовы перенять эстафету по поддержанию работы сообщества - Вы наш пациент. Тестовое задание - отрецензировать один текст с двух позиций: ирландца и бэдкопа, руководствуясь заданным поведением персонажа. Заявки на участие высылайте на умыл с пометкой "Перезагрузка".

Ждем Вас, сладкие.

запись создана: 02.05.2011 в 17:14

@темы: административное

---

выкладываем с разрешения администрации

[RPF-fest]

Сообщество Music RPF Fest приглашает вас принять участие в фесте низкорейтингового фан-творчества по музыкальному РПФ по современным зарубежным рок-/метал-/рэп-коллективам и исполнителям.



Фест ‘It starts with one thing...’ - отличная возможность познакомиться поближе с соседями и начать дружить фандомами.)

@темы: Фандом: Музыкальный РПС